Богдан посмотрел на часы, взял с тумбочки пульт и включил телевизор. Шли новости. На экране появилось изможденное лицо украинского матроса. «Моторист среднего десантного корабля «Кировоград» Иван Шепель» – белые буквы ровным строем текли вдоль нижнего края экрана.
– Мы хотим, чтобы нас вывели отсюда или дали приказ. У нас уже заканчивается вода и провизия, а из Киева нет вообще никаких указаний! Мы так долго не протянем… Мы в безвыходном положении… Мы не хотим нарушать присягу, но сейчас мы, по сути, уже находимся на территории России. И русские военные с нами церемониться не будут. Посадят или депортируют, а что нас потом ждет в Украине? Мы хотим достучаться до власти, чтобы нас не бросали на произвол судьбы…
Богдан выключил телевизор:
– Ну шо, батько, кранты нашему флоту…
Михаил Иосифович дал сыну обезболивающего лекарства, которое уже давно заготовил, и рассказал, как ездил в Одессу к знакомому командиру тамошней морской части. Тот пообещал пристроить Богдана – у него в кадрах есть большие связи…
Богдан отозвался:
– Это что же? Бросать Севастополь? А как же квартира? Как Димушка? Как Людина работа?
У старшего Любецкого не было ответа.
В тот же час и тот же телесюжет с жалобными откровениями моториста среднего десантного корабля «Кировоград» Ивана Шепеля смотрел Александр Иванович Кручинин. И странные – то радостные, то печальные – мысли роились в его голове.
Радостные от того, что Крым возвращается в Россию, что его родной Черноморский флот, на котором служат оба его сына, не будет отныне жить в Крыму на птичьих правах. Печальные же мысли были оттого, что зять-украинец может развестись с дочкой Людмилой, которая и слышать не хочет о переезде из Севастополя… А если корабль старпома Богдана Любецкого все-таки уйдет в Одессу? Что тогда? А что будет с Димушкой, который учится в украинской военно-морской академии?
Тут Александр Иванович подумал: «Димушкина военно-морская академия снова станет российской! Только… внук прошлой осенью присягнул Украине. А ведь на вопрос Димушки – «А с присягой – как в таком случае?» – Александр Иванович тогда так и не ответил…
В тот же час и тот же телесюжет с жалобными откровениями моториста среднего десантного корабля «Кировоград» Ивана Шепеля вместе с другими нахимовцами смотрел и Димушка Любецкий.
Вошел начальник курса Стельмах. Постоял, глядя на экран с отвращением, решительно шагнул к телевизору, переключил его на другой канал и прокомментировал сюжет:
– Это провокация! Это плач разложившегося элемента и московская пропаганда!
Димушка нерешительно возразил:
– Какая же это пропаганда, если механик говорит, что не хочет изменять украинской присяге?
Стельмах глянул на него испепеляющим взглядом.
– Пан пидполковнык, – вдруг зычно сказал нахимовец Панин, – а у менэ батько на «Кировогради» служить… Я учора зустричався з ным. Вин сказав мени, що нэ 47, а тилькы 7 або 8 морякив з корабля видказалися служиты России…
Стельмах вперился в Панина свирепым взглядом, спросил ехидно:
– А твий батько, що виришив? Москалям служиты?
Панин ответил быстро и уверенно:
– Мий батько ще думае!
– Так ось передай йому, що той, хто «ще думае» на нашому флоти не служе! Може й вы тут вси «ще думаете»? Га?
Стельмах вышел, громко с тукнув дверью.
А Димушка снова переключил телевизор на тот же канал, где еще недавно причитал моторист среднего десантного корабля «Кировоград» Иван Шепель.
– Мы находимся на борту «Кировограда», – говорил корреспондент в черную репку микрофона, – что же здесь произошло? Я прошу ответить на этот вопрос начальника пресс-службы российского Черноморского флота капитана 1 ранга Вячеслава Трухачева.
По-морскому франтоватый офицер уверенно говорил в камеру:
– Ложью киевского телевидения является повальный отказ служить на российском флоте украинских моряков. А чтобы знать всю правду, поговорите лучше с самими членами экипажа корабля…
В кадре возник усатый офицер с короткими седыми бакенбардами.
– Батько! – крикнул нахимовец Панин, – цэ мий батько!
– Капитан III ранга Иван Панин, – представился офицер перед телекамерой.
– Скажите, где вы теперь намерены служить? Ведь на вашем корабле уже поднят Андреевский флаг?
Офицер Панин смотрел в телекамеру так, словно в него целились из пистолета.
Оцепеневший нахимовец Пашка Панин и его сокурсники замерли.
Офицер Панин надел фуражку, принял стойку смирно и, с трудом подбирая слова, стал выдавливать их из себя:
– Я принял решение остаться с экипажем. У нас только семь человек не крымчане… Я родился в Крыму, где родились мой прадед, мой дед, мой отец и мой сын. Да, я служил на украинском флоте, но… Крым принадлежит России. Я принял решение служить в ВМС России…
Нахимовцы, сидевшие перед телевизором, обернулись на Пашу Панина. На пороге снова возник Стельмах.
– Панин! К начальнику академии – молодым оленем пошел!
В тот же день его исключили из списков академии…
Когда Димушка пришел в госпиталь навестить отца, рассказал ему обо всем, что случилось.