Первейшей задачей Екатерины Алексеевны после восшествия на престол было убедить подданных в том, что целью переворота являлось избавление страны от «ничтожества» и «солдафона». В Петербурге свержение Петра восприняли достаточно благосклонно, но в Москве и провинции дело обстояло иначе. Секретарь французского посланника К. Рюльер свидетельствовал, что при оглашении манифеста в Москве в солдатских рядах роптали, что гвардия «вертит» престолом по своей воле.
Формирование негативного мнения о «почившем» Петре III достигалось различными способами, в основном устной пропагандой и письменными «свидетельствами» очевидцев. Одновременно был усилен контроль над распространением позитивной информации о свергнутом императоре. Любое лицо, уличенное в симпатиях к Петру, мгновенно подвергалось опале. Голштинскую гвардию расформировали: около 1800 человек отправили на родину, около 1300 уволили либо снова приняли на русскую службу. Отбором кандидатов занимался, в числе других, и генерал-поручик В. И. Суворов.
Вскоре после смерти Петра императрица посетила Шлиссельбург, где находился в заключении Иван VI Антонович, низложенный Елизаветой Петровной в декабре 1741 г. Ознакомившись с условиями содержания царственного узника, Екатерина дала секретное указание караульным офицерам «умертвить» его в случае попытки освобождения.
В первые три месяца правления государыня практически не вмешивалась в деятельность службы политического сыска, и Тайная экспедиция при Сенате продолжала работать в соответствии с указами прежнего императора.
Как и в начале правления Елизаветы, гвардейцы, совершившие переворот, могли стать серьезной угрозой безопасности самой императрицы, и Екатерина прекрасно понимала это. Осенью 1762 г. в письме к Станиславу Понятовскому она писала о вынужденной необходимости вести себя осторожно.
Основным назначением гвардейских полков стали охрана престола и (отчасти) подготовка офицеров для армии, при этом последнее оставляло желать лучшего. Керсновский справедливо указывал:
«Недоросли из дворян <…> писались в гвардию в раннем детстве, зачастую от рождения. <…> Производство их в унтер-офицерское звание и первый офицерский чин шло заочно, „за выслугу лет“ – и очень многие „уходили в отставку“, так и не увидев своего полка! Те же, кто являлся в полки, несли легкую и приятную службу. <…> Когда им приходила очередь заступать караулы, слуги несли их ружья и амуницию. Службу за них отправляли гвардейские солдаты, взятые по набору (сдаточные) и служившие без всяких поблажек».[196]
Подобная ситуация в истории России часто повторялась: осыпанные милостями «придворные» подразделения постепенно разлагались. Не участвуя в сражениях, они теряли боевые традиции; офицерский состав не занимался боевой подготовкой и воспитанием солдат; утрачивалось чувство товарищества. Именно здесь кроются корни «дедовщины» и ничем не оправданные потери в боях. Между тем с государственной точки зрения боеспособность любого подразделения определяется заботой о солдате и постоянным надзором за состоянием военных коллективов.
Не имея реальной возможности контролировать гвардию в начале своего царствования, Екатерина II прибегла к помощи уже имеющихся специальных институтов, одновременно создавая собственные. Второго октября генерал-прокурор Сената А. И. Глебов получил монаршее указание рассматривать совместно с тайным советником Н. И. Паниным дела о государственных преступлениях. Поручив контроль над Тайной экспедицией доверенным лицам, императрица могла контролировать их деятельность. Экспедиция, как и предшествующие ей структуры, объединила политический сыск и отчасти службу контрразведки. Основной ее резиденцией оставалась Петропавловская крепость. Вторым секретным органом контрразведки была Коллегия иностранных дел.
Практика формирования временных следственных комиссий для рассмотрения особо опасных государственных преступлений была сохранена. Уже 3 октября по указу императрицы особая комиссия в составе гетмана Малороссии графа К. Г. Разумовского, генерал-поручика сенатора В. И. Суворова и генерал-поручика Ф. Ф. Вадковского начала секретное следствие по делу братьев Гурьевых (Петра, Ивана и Семена) и братьев Хрущовых (Петра и Алексея). Заговор, о котором идет речь, возник в среде гвардейских офицеров в самом начале царствования Екатерины II в пользу шлиссельбургского узника Ивана Антоновича. Однако силами широкой агентуры и оперативными мероприятиями он был раскрыт, а участвующие в нем осуждены и сосланы в Якутск и на Камчатку.
Манифестом от 19 октября 1762 г. императрица подтвердила решение Петра III о ликвидации Канцелярии тайных розыскных дел. Однако, хорошо понимая значение политической полиции, она, как и ранее ее муж, передала расследование государственных преступлений в ведение Сената. Московская контора Тайной экспедиции подчинялась непосредственно главнокомандующему в Москве,[197]
в 1763–1771 гг. генерал-фельдмаршалу П. С. Салтыкову, имевшему прямой выход лично на императрицу.