Спецслужбы мира за 500 лет

Руководство Южного общества знало о наличии тайной организации в Литовском корпусе. В 1826 г. Петербургский следственный комитет выяснил, что С. Г. Волконский по поручению Пестеля летом 1825 г. ездил в Бердичев для встречи с Мошинским, используя в качестве прикрытия участие в контрактах на Бердичевской ярмарке. Мошинский и известил Волконского об учреждении тайного общества в одном из полков Литовского корпуса. Это было настолько важно для южан, что Волконский немедленно передал информацию Пестелю через члена Южного общества штабс-капитана Азовского пехотного полка И. Ф. Фохта. Несомненно, эта информация, учитывалась в дальнейших планах руководства южан. При движении на Киев, Петербург и Москву Литовский отдельный корпус «нависал» над левым флангом и тылом войск заговорщиков. От его выступления на стороне восставших или хотя бы нейтралитета во многом зависел успех мятежа в 1-й и 2-й армиях.

Тринадцатого июня Александр I возвратился в Царское Село из Варшавы, а 4 июля из Петербурга прибыл фельдъегерь прапорщик Ланг с предписанием об отправке Шервуда в Петербург. Тринадцатого июля Шервуда принял Аракчеев, и 17 июля его представили Александру I. Император подробно расспросил агента о подробностях заговора, но, не получив конкретных сведений, распорядился предоставить письменный отчет. Третьего августа Шервуд отбыл из Грузино в свой полк чтобы продолжить оперативную работу по дальнейшему «разведыванию» тайного общества в Одессе и Харькове. Для прикрытия оперативной работы ему был выдан паспорт, согласно которому он числился в годовом отпуске «для приведения в порядок расстроенного состояния отца».

Внимание Александра I по-прежнему приковывали международные дела. Не получив согласия Священного союза на прекращение турецко-египетской агрессии против Греции, он решил действовать самостоятельно и 6 августа 1825 г. объявил, что в турецких делах «отныне Россия будет исключительно следовать своим собственным видам и руководствоваться своими собственными интересами».[293] Дибич получил распоряжение начать подготовку к войне с Турцией. Подобное решение императора означало фактический распад Священного союза.

В августе 1825 г. начальник южных военных поселений граф Витт получил анонимное письмо, датированное днем, когда Шервуд отправился в свой полк. Автор письма достоверно не установлен, конкретные фамилии в нем отсутствуют, но в тексте имеются весьма интересные аналитические соображения, в частности, следующие:

«В то время как европейские карбонарии занимали внимание государей, в глубине мирной и процветающей России с 1819 г. образовался узел якобинства, завязанный за границей; его целью было пустить глубокие корни в империи, которая одна была препятствием к переменам и всеобщему ниспровержению престолов. После стольких революций, вспыхивавших и не удававшихся, ясно было, что только влияние нашей страны и страх пред теми гигантскими силами, которые один император мог двинуть в защиту монархических принципов, остановили успехи, на которые надеялись. Опрокинуть этот колосс стало единственной надеждой и лозунгом всех злоумышленников, и с того времени завязались потаенные связи между европейскими карбонариями и буйными умами России.

К несчастью, необъяснимый рок или, быть может, косвенное влияние, хитрые тонкости которого ускользали от наблюдения, привели правительство к ряду неверных шагов, которыми опять-таки воспользовались для того, чтобы новых и новых приверженцев откалывать от правительства и привлекать на сторону этой новой силы, которая хотела возвысился и распространиться, чтобы раздавить врага, которого она страшилась. Отсюда исходил план, революционная сеть которого распространилась во всех классах; канцелярии министров и вообще правительственных учреждений, наполнились людьми, которых было слишком легко завербовать, так как в перевороте усматривали они для себя возможности и карьеры, и обогащения. Отсюда проистекает самая главная опасность: заполняя административный аппарат, эти люди получили возможность влиять на своих начальников, препятствовать от их имени правильному ходу управления, раздавать приказы и принимать меры, подсказанные враждою и клонившиеся к разрушению счастья и процветания империи.

Когда наметилась возможность революции в России, оставалось только решить, с кого начинать: с народа или с военной силы. К несчастью, зародыш недовольства, обнаружившийся в армии, решил выбор в пользу последнего пути, и с тех пор, не переставая, обрабатывали умы и офицера и солдата».[294]