Чистки внутри Коминтерна прошли таким же частым гребнем в том числе и потому, что и здесь (как и внутри самого НКВД) оставалось множество кадров еще ленинского призыва с установками на продолжение мировой революции. Расстреливали даже тех несчастных идеалистов самых различных народностей, кто уже в 30-х годах добровольно ехал в СССР и писал прошения о предоставлении советского гражданства в надежде вступить в ряды Коминтерна и бороться за мировую революцию, а здесь их ожидало обвинение в шпионаже и скорый расстрел НКВД либо отправка в лагерь. Так, в январе 1938 года на разделенном тогда между СССР и Японией Сахалине через границу ушел к новому советскому счастью известный японский кинорежиссер и коммунист Сугимото, захватив в этот добровольный путь к гибели и свою любимую – звезду немого японского кино актрису Окада. В Хабаровском НКВД их быстро оформили как японских шпионов, а поскольку Сугимото ссылался на знакомство с уже арестованным в Москве режиссером Мейерхольдом, присоединили к «шпионскому делу» Мейерхольда. На московском процессе в 1939 году идеалист Сугимото был приговорен к смерти и расстрелян. Окада получила десять лет советских лагерей и чудом выжила на лесоповале, пережив затем и Советский Союз, в который бежала с родины через границу в 1938 году, и умерла московской пенсионеркой, так никогда и не вернувшись на родину.
Английский писатель Джаспер Ридли, написавший подробную биографию Иосипа Броз Тито, приводит такой малоизвестный в нашей истории эпизод из жизни вождя югославских коммунистов. В 30-х годах Тито должен был быть арестован тайной полицией Югославии, но один из ее сотрудников из скрытых симпатий компартии с риском для себя успел предупредить его, Тито скрылся в подполье, хотя позднее арестован и заключен в каторжный централ в Лепоглаве. Тайная полиция обнаружила утечку информации и вычислила своего предупредившего Тито сотрудника, тому самому пришлось скрываться, и партия нелегально переправила его для спасения в Советский Союз. Такая забота титовских товарищей о помогавшем им полицейском оказалась для него медвежьей, в СССР бывший офицер тайной полиции антикоммунистического режима Карагеоргиевичей был просто обречен, его забрали в НКВД и вскоре расстреляли за шпионаж. Жаль, что Джаспер Ридли так и не раскопал имени этого несчастного идеалиста, поплатившегося за свои симпатии коммунизму расстрелом в той стране, которая этот коммунизм и объявила главной целью своего существования.
Тех же, кто давно и плотно совмещал коминтерновскую деятельность с работой в спецслужбах, зачистили особенно тщательно и невзирая на прошлые заслуги. Иона Дическу (Дика), которого при предполагавшемся в 1918 году вторжении Красной армии в Европу собирались назначить главой будущей Румынской ЧК, в 1937 году арестовали и расстреляли наследники советской ЧК из НКВД. Когда в 1920 году Красная армия еще шла маршем на Варшаву, а в Москве уже грезили созданием Польской социалистической республики, то одним из кандидатов в руководители Польской ЧК рассматривали польского коммуниста Романа Лонгву. «Чудо на Висле» и контрудар поляков Пилсудского все эти планы разрушили, Лонгва остался работать в советском Разведупре, вел разведку в Китае, а в 1938 году тоже расстрелян.
Также в 1937 году расстрелян немец Хайнц Нейман из Коминтерна, организовавший по заданию советской разведки коммунистическое восстание в китайском Кантоне, а еще несколько лет назад Нейман лично играл со Сталиным в городки на отдыхе в Мацесте. В германской компартии Нейман был столь же легендарной фигурой, как и в советской разведке. Он долгие годы руководил в КПГ всей нелегальной работой, с приходом к власти нацистов в 1933 году все чаще сочетаемой с боевой и явно террористической деятельностью. Нейману же принадлежит освящавший эту террористическую кампанию лозунг: «Убей фашиста там, где встретишь!»
Работавшая также в Коминтерне и в советских спецслужбах жена Неймана тоже арестована. Она оказалась среди той группы немецких коминтерновцев, кого НКВД в силу тайных маневров Сталина к своему позору передал по тайному соглашению спецслужбам гитлеровской Германии в 1939 году. Нейман-Бубер пережила концлагерь в Равенсбрюке и в своих воспоминаниях «Мировая революция и сталинский режим» писала, что по сравнению с советскими тюрьмами и сибирскими лагерями места заключения Германии при всех своих ужасах значительно проигрывали в плане дьявольского масштаба и безнадежности для жертв. Хотя еще бежавший от советского ГПУ на родину и там тоже попавший в руки гитлеровского гестапо немецкий коминтерновец Карл Альбрехт, одно время бывший даже наркомом лесной промышленности в СССР, писал, что при всей жестокости гестаповцев методы советских чекистов были гораздо более жестокими.