Спецслужбы первых лет СССР. 1923–1939: На пути к большому террору

Бывший львовский парикмахер и пленный солдат армии Австро-Венгрии Карл Паукер, сделавший карьеру чекиста-интернационалиста еще в Гражданскую войну, сам совсем недавно лично расстреливал Зиновьева с Каменевым и в лицах пародировал затем перед товарищами на банкете в День чекиста 20 декабря 1936 года их поведение перед лицом смерти. А вот теперь и сам отправился в расстрельный подвал. Еще недавно всесильный и вальяжный чекист, разъезжавший со Сталиным в одной машине и готовый его прикрыть лично собой, а теперь – такой же бесправный и обреченный «враг народа». А если бы не водоворот мировой войны и не революционные вихри, занесшие Карла Паукера в далекую Россию, служил бы спокойно до старости парикмахером в старой опере Будапешта, откуда когда-то мобилизовали на фронт.

Такова была судьба многих чекистов 30-х годов: из палачей прямой дорогой в следующие жертвы. Вместе с Ягодой арестован и позднее расстрелян и его личный друг и сотрудник НКВД Александр Лурье, которому Ягода покровительствовал с их общего прихода в 1919 году в ВЧК и несколько раз восстанавливал на работе в органах и в партии после исключений за сомнительные финансовые махинации. Лурье уже в НКВД при Ягоде возглавлял строительное управление, а к моменту ареста в 1937 году являлся в НКВД председателем спортивного общества «Динамо». Расстреляли по этому делу и начальника центрального совета общества «Динамо» Вениамина Герсона, который в ВЧК с 1918 года был личным секретарем Дзержинского. По делу «людей Ягоды» подобрали даже бывшего начальника ИНО ГПУ Меера Трилиссера, при Ягоде бывшего уже одним из его заместителей в наркомате, хотя Трилиссер ранее именно из-за конфликта с наркомом Ягодой покинул органы госбезопасности и был направлен партией на работу в аппарат Коминтерна. В волне дела Ягоды репрессированы и уничтожены и такие известные чекисты из НКВД, как Волович, Фирин, Коган, Пилляр, Алексеев, Шанин, Кацнельсон, Островский, Пузицкий, Дерибас, Радзивиловский, Фельдман, Стырне, Благонравов, Горожанин, Горб, Аустринь и многие другие.

Начав с центрального аппарата НКВД в Москве, аресты и расстрелы чекистов после ареста Ягоды покатились по всему Союзу. Казнены глава Крымского НКВД Салынь, Карельского НКВД Теннисон, Башкирского НКВД Зеликман, Татарского НКВД Рудь, Восточно-Сибирского НКВД Зирнис, Сталинградского НКВД Раппопорт, Свердловского НКВД Дмитриев, Одесского НКВД Розанов, НКВД республики немцев Поволжья Деноткин, Армянского НКВД Хворостян, Узбекского НКВД Апресян, Казахстанского НКВД Залин, Туркменского НКВД Нодев и многие другие начальники отделов НКВД республик, краев и областей. Далеко не все они расстреляны по официальному приговору суда или даже по упрощенной процедуре «особого совещания» при НКВД. Например, главный карельский чекист Карл Теннисон, пришедший в ЧК еще с первым набором «красных финнов» в 1920 году, как и его коллега у армянских чекистов Виктор Хворостян, попросту забиты насмерть при допросах еще на следствии.

Кое-кто из обреченных чекистов этой плеяды наркома Ягоды не стал дожидаться ареста и покончил с собой. Как это сделал Самуил Черток, тогда начальник Оперативного отдела в ГУГБ НКВД, не так давно сам «незаконными методами» выбивавший на следствии признания в заговоре у членов «троцкистско-зиновьевского блока», – когда пришли арестовывать его самого, Черток выбросился в окно и разбился насмерть. Как такой же смертельный прыжок из окна своего рабочего кабинета на Лубянке совершил сотрудник внешней разведки ИНО НКВД Феликс Гурский, увидев на пороге арестную команду бывших товарищей по службе. Как, не дожидаясь ареста, застрелился замначальника Крымского НКВД Штепа. Как, узнав об аресте своего шефа Ягоды, прямо на рабочем месте застрелился начальник Горьковского областного управления НКВД Погребинский. Когда-то молодому чекисту Матвею Погребинскому на заре ВЧК сам Дзержинский приказал курировать программу борьбы с беспризорностью, назначив главой первой чекистской коммуны для бездомных детей в Болшеве. И вот два десятка лет спустя этот человек выбил себе мозги из табельного оружия то ли в собственной приемной, то ли даже в служебном туалете. Ему, как личному другу и земляку, Ягода на посту начальника управления НКВД в Горьком особенно благоволил, в свое время приставлял Погребинского в качестве главного куратора от ГПУ к вернувшемуся в Союз писателю Горькому. И выстрел в себя только спас Погребинского от долгого и жестокого следствия, по всем документам «заговора Ягоды» в НКВД он на суде заочно проходил в качестве одного из первых заговорщиков.

Некоторые понявшие обреченность чекисты из волны Ягоды сводили счеты с жизнью сами и после ареста НКВД, избегая дальнейших мучений и предопределенной казни. Так поступил после ареста начальник Приморского НКВД Яков Визель, ветеран ВЧК дзержинского призыва и ранее главный представитель ГПУ при спецслужбах дружественной Монголии. Визель отравился заблаговременно припасенным ядом прямо в тюремной камере под следствием.