За это экс-директор Департамента полиции в мае 1909 г. был осужден по ст. 52 (участие в сообществе, ставившего своей целью разрушение государственного строя) и ст. 102 (ч.1 и ч.3), под которые подпадала деятельность этого сообщества.
В приговоре суда было написано, что «отставной действительный статский советник А.А. Лопухин признан виновным в том, что, зная о существовании общества, ставившего целью своей деятельности ниспровержение путем вооруженного восстания, террористических актов и цареубийства, вошел в сношение с этим обществом и выдал в ноябре 1908 и декабре 1908 г. в Лондоне имя провокатора Евно Азефа». Суд приговорил его к 5 годам каторги[489]
. А вот по мнению командира Корпуса жандармов П.Г. Курлова, деяния А.А. Лопухина не подпадали под действие ст. 102, и формально обвиняемый не мог быть осужден из-за отсутствия состава преступлений согласно действующему в то время Уголовному уложению, хотя сам факт сотрудничества с революционерами бывшего директора Департамента полиции, друга детства премьер-министра П.А. Столыпина заставил суд вынести такой приговор[490].Сенат заменил Алексею Лопухину каторгу ссылкой в Минусинск; в 1911 г. Лопухин был частично помилован; в 1912 г. ему было разрешено поселиться в Москве, где он занимался адвокатской практикой, а позже стал вице-директором торгового Сибирского банка. После Октябрьской революции Лопухин некоторое время оставался в России; новая власть претензий к нему не имела, но в 1920 г. он эмигрировал.
История Алексея Лопухина – это типичный пример того, что регулярно происходило в Охранных отделениях. Клерки за деньги или из-за симпатии к противникам царского режима охотно делились с представителями радикально настроенной оппозиции служебными секретами. Чаще всего они выдавали имена провокаторов, хотя сделать это порой было очень сложно. Среди огромного массива документов только в агентурных записках ярче всего проявлялась личность провокатора. Ведь основой результат взаимоотношений куратора (жандармского офицера) и доверенного лица – Агентурная записка, которую писал сам сотрудник правоохранительных органов. В ней никогда не упоминалось истинное имя информатора. Этот документ докладывался только начальнику Охранного отделения. Первый экземпляр подшивался в личное дело негласного сотрудника, а второй вшивался в дело, содержащее материалы по определенной партии или движению за соответствующий год. Еще существовали Записки – различные аналитические документы, которые готовили сами офицеры.
Циркуляры вырабатывались на основе двух вышеназванных материалов и рассылались начальникам губернских жандармских управлений охранных отделений.
Обзоры составлялись на основе всех поступающих материалов и конфискованных революционных изданий и освещали деятельность отдельных партий. А еще существовали Своды заслуживающих внимания сведений, где содержалась информация о революционной деятельности за определенный период времени[491]
.Также следует отметить такой факт. В Департаменте полиции каждый отдел имел свои номера для регистрации входящих и исходящих документов:
1-1000 – секретная часть;
1001-10.000 – первое делопроизводство;
10.001-24.000 – второе делопроизводств;
24.000-46.000 – третье делопроизводство;
46.001-52.000 – четвертое делопроизводство;
52.001-67.000 – пятое делопроизводство;
67.000-82.000 – шестое делопроизводство;
82.001-87.000 – седьмое делопроизводство;
87.001-93.000 – восьмое делопроизводство;
93.001-111.000 Особый (политический) отдел и далее – для секретных документов.
В секретном делопроизводстве использовались грифы: секретно; совершенно секретно; доверительно; совершенно доверительно; святая святых[492]
.Отметим сразу: в Департаменте полиции отсутствовала централизованная система защиты служебной тайны. Каждое подразделение организовывало защиту по своему усмотрению. Поэтому можно говорить лишь об общих элементах или принципах защиты.
Первый принцип, применительно к работе с «негласными помощниками», довольно образно обрисовал начальник Особого отдела Департамента полиции Сергей Зубатов[493]
. Он писал: «Вы должны смотреть на сотрудника как на любимую женщину, с которой вы находитесь в нелегальной связи. Берегите ее как зеницу ока. Один неосторожный ваш шаг, и вы ее опозорите. Никогда и никому не называйте имени вашего сотрудника, даже вашему начальнику. Сами забудьте его настоящую фамилию и называйте его только по псевдониму». До начала прошлого века не существовало руководящего документа, где были бы подробно рассмотрены вопросы организации работы с агентурой. Все вопросы, в том числе и хранение секретных документов (например, донесения негласных помощников), решались согласно «охранному обычаю»[494].