Фанни протянула мне бокал с теплым пуншем, и я взял его, не отрывая глаз от статуэтки.
— Что это такое?
— Шива, бог луны, — ответила Фанни. — И смерти.
Я поднес бокал к губам, чтобы скрыть очередной приступ тревоги. Жидкость была пряной и жгучей, с почти горьким послевкусием.
— Идолопоклонническая чепуха, — заявил я чуть громче, нежели собирался. — Вид у него… довольно жестокий.
— Но мир и впрямь жесток, — беспечно отозвалась Фанни. — По-моему, это самый подходящий бог. Но если он вам мешает… — Она замолчала, глядя на меня вопросительно и слегка насмешливо.
— Разумеется, нет. Это всего лишь статуэтка, — сухо ответил я.
— Тогда я вас ненадолго оставлю, мистер Честер. — Она вежливо кашлянула, и, вспомнив, что ей нужно заплатить, я стал рыться в кармане. Как настоящая леди, она взяла монеты и с ловкостью фокусника спрятала, будто и не заметив. Затем повернулась к двери.
— Пусть Марта сама представится, — сказала она и ушла.
С минуту я озадаченно смотрел на дверь, ожидая, что в комнату войдет девушка, но тут какой-то шорох сзади привлек мое внимание, и я резко обернулся, выплеснув полбокала сверкающей дугой. В тот миг охваченный суеверным страхом я был уверен, что это статуэтка Шивы ожила и тянет ко мне все четыре руки; глаза бога светились злобой. Я едва не закричал.
А затем увидел ее — она сидела в тени, почти незаметная среди тяжелых складок индийской ткани. Застигнутый врасплох, я старался взять себя в руки и подавить раздражение. Покончив с предложенной Фанни выпивкой, я поставил бокал на камин, а когда снова обернулся, хладнокровие вернулось ко мне, и я смог ободряюще улыбнуться девушке. Прищурившись, я пытался разглядеть ее черты в неверном свете.
Она была совсем юной, лет, наверное, пятнадцати, стройная и очень худенькая. Длинные распущенные волосы казались черными, с цветом глаз сложнее: красный свет лампы отражался в них, как в рубинах. Брови подведены сурьмой, на веках густой слой позолоты, теплая золотистая кожа — я подумал о цыганках. На ней было роскошное кимоно из матовой красной ткани, подчеркивающее тоненькую детскую фигурку, а на шее, на запястьях и в ушах горели и искрились тяжелые багровые камни.
От ее красоты у меня перехватило дыхание.
— М… Марта? — промямлил я. — Тебя ведь так зовут?
— Я Марта, — прошептала она хрипловато, с легким провинциальным акцентом. Голос чуть высокомерный и насмешливый, как у Фанни.
— Но я… — И тут я понял. — Мы уже встречались. Я случайно зашел в твою комнату.
Ответа не последовало.
— Надеюсь, теперь тебе лучше. — Намек, который мне хотелось вложить в эту фразу, прозвучал слишком плоско. — Ты… — Я снова не мог подобрать слов. — Ты недавно… Я хочу сказать… Ты?.. — Я снова ощутил ее насмешку, пьянящую и сбивающую с толку.
— Я пришла к тебе, — промурлыкала она, и на миг я вообразил, что она пришла за моей душой, словно Ангел Смерти. — Только к тебе.
— А. — Нелепо, но я чувствовал себя маленьким, оробел, словно школьник с проституткой намного старше себя. Будто… будто эта девчонка — не пятнадцатилетняя потаскушка, но девственная хранительница какой-то вечной тайны. Я беспокойно поерзал в кресле — я хотел ее, но не мог заговорить. Она управляла ситуацией.
— Подойдите, мистер Честер, — прошептала она. — Я расскажу вам сказку.
— Юноша отправился на поиски Колдуньи, и где-то далеко-далеко она смотрела на него в свой хрустальный шар и улыбалась. Колдунья так долго его ждала и вот уже три дня везде ощущала его присутствие: в молочном зимнем небе, в туманной вересковой пустоши, в каштанах, что жарились на огне, а сегодня утром — в глазах Повешенного. Всего лишь быстрый взгляд, хитрое подмигивание — но для Колдуньи этого было довольно, и она ждала, подбросив брикет торфа в огонь, и изучала карты в надежде увидеть его лицо… Встречные качали головой ему вслед. Они не знали его истории, хотя из нее получилась бы славная сказка для зимнего вечера у очага, да и не хотели знать — лишь наивные или сумасшедшие уходят на поиски колдуний, и дары их не всегда легки. Но юноша был безрассуден и самоуверен, он шагал через пустошь с пылом человека, никогда не сбивавшегося с пути. Сердце его переполняли гнев и жажда мести, ибо под прекрасным лицом скрывалось чудище. Каждую ночь оно с шарканьем появлялось из темноты, чтобы полакомиться человеческой плотью. Колдовство породило чудище, и юноша знал, что, лишь убив колдунью, сможет разрушить проклятие.
Она замолчала и прохладной ладонью коснулась моего лица. Ее руки обвили меня, и она зашептала мне в затылок. Я почувствовал, как зашевелились волоски на шее. Ощущение было эротичным и тревожным одновременно.