Спи, милый принц

Теперь латинским переводом представлялось ему каждое новое расследование. Начинаешь с нескольких слов, с нескольких крох знания, которое следует расширить и перевести на свой язык по мере того, как развивается дело. Он вспомнил удовлетворение, которое испытывал в школе, когда значение латинского текста становилось понятным, проступало, точно симпатические чернила, под действием растворителя — его ума.

До Пауэрскорта, упругим шагом спускавшегося с холма, донесся сверху какой-то шум. Должно быть, Фицджеральд засел на башне, наблюдая за птицами.

— Джонни! — крикнул Пауэрскорт. — Джонни! Джонни!

Пауэрскорт с Фицджеральдом знали друг друга еще со времен их ирландского детства. А в дальнейшем между ними установилась особая близость, знакомая тем, кто сражался плечом к плечу. Фицджеральд был порывист, опрометчив, и потому более холодная голова и меткая стрельба друга не раз спасали его. Они вместе работали над детективными заданиями Пауэрскорта. И, как временами напоминал самому себе Пауэрскорт, лорд Джонни дважды спасал его от безумия.

Больше двадцати лет назад на Пауэрскорта и трех его младших сестер обрушилась внезапная смерть родителей и трех дедушек и бабушек, случившаяся во время великой эпидемии инфлюэнцы, которая выкосила в Дублине и его окрестностях десятую часть англо-ирландской аристократии. Дети остались одни в огромном, смахивавшем на мавзолей доме, пропитанном воспоминаниями, от которых некуда было деться. Две сестры Пауэрскорта худели, бледнели и выглядели так, словно вот-вот зачахнут. Сам же он чувствовал, что того и гляди свихнется от свалившейся на него, ставшего главой семьи, ответственности.

Незванно-негаданно приехали, чтобы пожить с ними, лорд Джонни Фицджеральд со своей матерью. О чем именно добрая леди Фицджеральд разговаривала с его сестрами, Пауэрскорт так никогда и не узнал, однако девочкам стало лучше. А Джонни Фицджеральд увел Пауэрскорта в пятидневный поход по горам Уиклоу — они останавливались в сельских харчевнях, рано вставали и к ночи совсем выбивались из сил. Когда поход завершился, лорд Джонни не без строгости побеседовал с другом:

— Послушай, Фрэнсис, прости, но я хочу дать тебе совет.

Они стояли на верху огромной мраморной лестницы Пауэрскорт-Хауса, с которой открывался вид на фонтан посреди озера и синеватые горы Уиклоу вдали, за парком.

— Если вы останетесь в этом доме, кончится тем, что всех вас свезут на ручной тележке прямиком в ад. Вам надо выбираться отсюда. Вам всем. Надо начать все сначала, пока вы достаточно молоды для этого и прежде, чем твои прелестные девочки обратятся в скорбящих старых дев. Я знаю человека, который даст тебе за дом и ту часть поместья, какую ты пожелаешь продать, огромные деньги, — лорд Джонни с силой кивнул, не без удовольствия вспомнив огромную цену, которую он выторговал перед приездом сюда у дублинского угольного магната. — Вы должны переехать в Лондон. Там ты и глазом моргнуть не успеешь, как выдашь сестер замуж.

С неохотой, но затем со все возрастающей энергией и живостью Пауэрскорт приступил к исполнению дружеского совета. Они перебрались в Лондон; сестрам, которым, возможно, запали в душу советы леди Фицджеральд, не терпелось обзавестись новыми друзьями и оказаться в новом для них обществе. Ныне его прелестные сестры и впрямь все были замужем, производя на свет племянников и племянниц Пауэрскорта с быстротой, которая его порою пугала, поскольку интервалы между деторождениями все сокращались, а запоминать имена новых детей их дяде становилось все труднее. Если сестры будут и впредь продолжать в том же духе, он сможет вскоре составить крикетную команду из одних только Пауэрскортов.

— Джонни, как я рад тебя видеть, — сказал Пауэрскорт. — Похоже, у нас появилось новое дело. И по-настоящему головоломное. Пойдем-ка выпьем чаю, и я тебе все расскажу.

Один раз Фицджеральд спас Пауэрскорта, когда тому было едва за двадцать. Другой, когда ему было уже под сорок.

В тридцать шесть лет лорд Фрэнсис Пауэрскорт обвенчался в соборе Святого Георгия, что на Гановер-сквер, с Каролиной Стоун, старшей дочерью богатого дорсетского землевладельца Альберта Стоуна. Год спустя родился их первенец, Томас. А еще через два года мать с сыном утонули, когда «Амели», пассажирское судно, следовавшее из Дублина в Ливерпуль, пошло ко дну со всеми, кто был на борту. Погибло сто шестьдесят семь человек. Пауэрскорту стало казаться, что смерть посещает его раз в десять лет. Родители, жена, ребенок — он лишился всех. На сей раз Фицджеральд на три месяца увез друга в Италию, надеясь, что любовь Пауэрскорта к классическим древностям и шедеврам Возрождения излечит его от страшного горя.

И снова лорд Джонни посоветовал Пауэрскорту — после того как они вернулись в Англию — спастись бегством.

— Нужно выбираться отсюда, Фрэнсис, выбираться туда, где ты никогда с Каролиной не был, подальше от Лондона. В Лондоне тебе больше жить незачем. Если ты останешься здесь, то иссохнешь, как королева Виктория в ее сорокалетнем трауре.