Спи спокойно, дорогой товарищ. Записки анестезиолога

— Никита! Смотри на меня! — После нескольких безуспешных попыток врач добился, что маленькие темные буравчики встретились взглядом с его глазами. — Хорошо. Тихо, Никита! Тихо! — Пьяная мутность, смешанная с опасливым ожиданием, созерцала крупную фигуру Александра зенками маленького человечка. Завывания смолкли, уступив место приглушенным всхлипываниям.

«Есть контакт! Мозг ожил», — окончательно констатировал про себя Темнов факт успешной реанимации.

— Видишь меня, Никита? Кивни! — Дерганое качание маленькой головы подтвердило возможность дальнейшего диалога. — Покажи язык. Язык, Никита! Ну! — Влажный розовый лепесток лениво высунулся изо рта мальчонки, таща за собой приторный шлейф ликерного перегара. — Прячь! Закрой рот! — Узкие полоски сухих губ сомкнулись, вновь затрепетав сдерживаемыми рыданиями.

— Доктор! Вы его совсем запугаете. — Татьяна погладила пунцовую щечку ребенка. — Он же совсем дитя! Хотя и пьяненькое.

Никита, ощутив нежное сочувствие, попытался было усилить звуковую атаку на барабанные перепонки медицинского тандема, но его робкие потуги было жестко пресечены Александром:

— Тихо, Никита! Тсс. — Выразительный взгляд на Татьяну. — Не мешайте! Объясню позже. Смотри на меня, Никита. Так. Тихо! Сожми мои пальцы. Ну! Сожми руку в кулачок. Во-от. Молодец! Смотри на меня. Та-ак. Как тебя зовут? Ну! Никита, как тебя зовут? Говори! — Умышленная тавтология при формулировке последнего вопроса зачастую помогала «заторможенным» пациентам быстрее вспомнить свои позывные.

— Ни-и-ки-и-та-а, — плаксивые интонации почти заглушали невнятный ответ, но сейчас важна была нить вербального контакта. Сопли и слюни отошли на второй план.

— Молодец! Глаза не закрывать! Смотри на меня! — В болезненной стимуляции натерпевшихся ушей мальчонки уже не было надобности. Достаточно было легкого надавливания. — Никита! Ты невкусное пил? Ну?! «Фу-у» пил? Отвечай! — Александр не знал, как понятней обозначить алкогольсодержащую мачмалу, которой отравился юный экстремал, и пользовался его же терминами, услышанными в полубредовом бормотании. — Бяку пил? «Фу-у» пил?

— Да-а!

— Зачем? — Темнов осекся, поняв неуместную сложность вопроса. — Гмм. Где взял? — Опять не то. Описательные подробности мальцу сейчас были не под силу. — Кто тебе дал? Кто налил? Говори!

Со среднестатистическим забулдыжкой от 14 лет и старше подобный трюк фактически не имел шансов на успех. Еще не пробудившись окончательно, будучи оглушенными алкогольными токсинами, особи постарше уже на сумеречной стадии сознания оказывались заблокированными для выяснения анамнеза, а зачастую и для столь необходимого в данной ситуации продуктивного контакта. У мужчин на передний план обычно выступала агрессивность, у женщин — истеричность. Реже попадались «молчуны», сознательно избегавшие общения с медперсоналом и ограничивающиеся односложными нецензурными высказываниями в адрес особо настырных реаниматологов. Но маленький человечек еще не был посвящен в негласный кодекс, порицающий выдачу собутыльников в критических ситуациях. И к счастью, не был или был недостаточно запуган для этого. Поэтому, поддавшись на требовательные уговоры Александра, он протяжно выдохнул:

— Ма-а-ма-а.

— Во дела! — Татьяна с недоверчивой растерянностью переводила взгляд с врача на мальчишку.

— Никита! Спокойно. Еще раз, — болевая стимуляция внимания вновь понадобилась для пресечения начинающихся рыданий. — Кто дал тебе «фу-у»? Кто налил?

— Ма-м-ма-а, — идентичный первому ответ практически не оставлял повода для сомнений. Учитывая возраст и психоневрологическое состояние опрашиваемого, вероятность сознательной лжи была минимальной.

— Мозговую подпитку капельно, медленно. Начнется рвота — голову набок. Я в холле. — Чеканящим шагом Александр вышел в коридор.

— Ему уже лучше, доктор? — привычно метнулась к врачу тетенька. — Мы слышали, как он разговаривал.

Фактически отодвинув говорливую помеху со своего маршрута, Темнов молча двинулся к матери пациента. Та явно не ожидала столь внезапного внимания к своей персоне и не успела сменить образ нейтральной зрительницы на маску обеспокоенной родительницы.

— Вы мать? — Дамочка вздрогнула от металлических интонаций вопроса.

— Д-да.

— Фамилия Никиты? — Вопрос, казалось, растворился в узком пространстве между врачом и низко склонившей голову женщиной.

— Бирюков, — донеслась из-за спины подсказка родственницы.

— Я не с вами разговариваю! — осадил непрошеную помощницу Темнов. — Опишите мне обстоятельства случившегося. Во всех подробностях.

Мамочка медленно откинулась на спинку лавки. О платке она впопыхах забыла, и взору Александра предстала обильно наштукатуренная, сдобренная растерянно-туповатым выражением физиономия. Помада на губах была наполовину смазана, а осовевшие зеленые глаза лениво избегали прямого взгляда доктора.