Читаем Спи спокойно, дорогой товарищ. Записки анестезиолога полностью

— А рвота, глюки и иже с ними? — ехидно поинтересовался Виктор. Вопрос был скорее риторическим. От хирургов ответа ждать не стоило. — Ладно. Предлагаю необсуждаемый компромисс. Мы с анестезисткой стоим наготове в операционной. Вы начинаете под местной. А там видно будет. Санитарке скажи, чтобы вязок побольше захватила. Хорошо фиксированный больной в наркозе не нуждается. — Избитая фраза пришлась как нельзя кстати.

Ярко освещенная операционная резко диссонировала с сумраком отделенческого коридора. Пациент уже переполз с каталки на операционный стол, но ложиться на спину, невзирая на громкие околоцензурные аргументы медсестер, упорно не желал. Свернувшись грязным калачиком, он вяло отнекивался из-под натянутой на голову простыни.

— Григорий Васильевич, не дается ни в вену подколоться, ни живот обработать. — Операционная медсестра раздраженно ткнула зажимом в худую ягодицу больного.

— Ну это мы сейчас обеспечим. — Тыч властно ухватил непокорного за правое запястье и твердым быстрым движением развернул его лицом вверх. Взору присутствующих предстал бледный небритый субъект с заплывшими воспаленными глазами и синим крючковатым носом. Моргнув, физиономия ощерилась редкими неухоженными зубами и клокочущим с хрипотцой голосом выдала трехэтажную нецензурщину, выпустив в лицо хирургу тяжелый столб кислой отрыжки, зловонного дыхания и многокомпонентного перегара.

— Игорь, зайди с другой стороны. — Григорий еще дальше отвел правую руку больного, а его молодой коллега, ухватившись за предплечье, растянул левую вдоль фиксирующей подставки. Мужик и привстать не успел, как его верхние конечности оказались зафиксированы кожаными ремнями. Короткий матюк, подобно холостому выстрелу, эхом разнесся по оперзалу. С ногами было проще. При их движении пьянчужка, похоже, испытывал острую боль в животе, поэтому зафиксировать нижние конечности не составило особого труда.

— Тихо! — прикрикнул Тыч на разошедшегося пациента. — Не будешь мешать, все быстрее закончится, и поедешь в палату отсыпаться.

Виктор присел на круглый железный стул в углу операционной. Пока что он выступал в роли нейтрального наблюдателя. Два десятилетия анестезиологического стажа и сотни дежурств отшлифовали в нем умение находиться в состоянии спокойного ожидания. Он уже не «скрещивал», в прямом и переносном смысле, пальцы, боясь «вляпаться» в ситуацию с длительной экстренной, сулившей бессонную ночь операцией. Он просто не думал об этом с предвосхищающей изматывающей тревогой. Давно убедился он и в непродуктивности оптимистично-позитивного настроя типа «что ни случается, все к лучшему». На лучшее, особенно в профессиональной сфере, он давно уже не возлагал особых надежд. «Что дано, тем и пользуйся» — неоднократно подтверждавшая свою целесообразность и в материальном, и в психологическом отношении установка. А в данный момент под ним был жесткий прохладный стул, над ним — белый потолок операционной, а вокруг — неторопливо суетившиеся в меру раздраженные коллеги, в заботах которых он пока не имел повода участвовать.

Тыч, выдержав пару минут руки в тазу с дезраствором, промокнул их стерильным полотенцем и, всунув огромные ладони в поданные медсестрой перчатки, вновь подошел к животу раненого. Его помощница, установив передвижной столик в ногах больного, протянула хирургу зажим с обмакнутым в спирт марлевым тампоном.

Небольшая, около сантиметра в диаметре, рана ярким красноватым пятном выделялась на фоне бледного запавшего живота, расположившись в области левого подреберья.

Григорий круговыми движениями начал обработку операционного поля. Мужичок, то ли почуяв милый сердцу запах спирта, то ли ощутив щиплющую боль от попавших в поврежденные ткани капель, нервно заерзал на столе, мыча что-то нечленораздельное. Но когда обработка была закончена и хирург с медсестрой уже обкладывали зону манипуляции стерильными пеленками, дебошир вдруг осмелел, а скорее, просто забылся и, выгнув спину, интенсивно засучил ногами, подкрепив свое недовольство звучным высказыванием с упоминанием матери присутствующих. Столик с инструментами задрожал, часть пеленок сползла на пол.

Тыч, во избежание расстерилизации ладони, коротким быстрым движением саданул пьянчужку локтем промеж глаз. Мужик охнул и ошарашенно уставился на обидчика.

— Я твоя мама и у меня одна сися! Понял?!

Низкий, на грани баса, голос хирурга в сочетании с арматурной фигурой и красноречивым взглядом произвели нужное впечатление. Злобная растерянность в глазах пациента сменилась испуганной обидой, а тихое «да» прозвучало весьма искренне.

— Вот и хорошо, что понял. — Хирург набрал в двадцатикубовый шприц раствор местного анестетика и принялся обкалывать кожу вокруг раны. Затем подтянул на правой руке перчатку и медленно ввел длинный указательный палец в раневое отверстие.

Мужик задышал чаще и поверхностней, но сейчас звуковое сопровождение с его стороны ограничивалось покряхтыванием.

Перейти на страницу:

Все книги серии Приемный покой

Держите ножки крестиком, или Русские байки английского акушера
Держите ножки крестиком, или Русские байки английского акушера

Он с детства хотел быть врачом — то есть сначала, как все — космонавтом, а потом сразу — гинекологом. Ценить и уважать женщин научился лет примерно с четырех, поэтому высшим проявлением любви к женщине стало его желание помогать им в минуты, когда они больше всего в этом нуждаются. Он работает в Лондоне гинекологом-онкологом и специализируется на патологических беременностях и осложненных родах. В блогосфере его больше знают как Матроса Кошку. Сетевой дневник, в котором он описывал будни своей профессии, читали тысячи — они смеялись, плакали, сопереживали.«Эта книга — своего рода бортовой журнал, в который записаны события, случившиеся за двадцать лет моего путешествия по жизни.Путешествия, которое привело меня из маленького грузинского провинциального городка Поти в самое сердце Лондона.Путешествия, которое научило меня любить жизнь и ненавидеть смерть во всех ее проявлениях.Путешествия, которое научило мои глаза — бояться, а руки — делать.Путешествия, которое научило меня смеяться, даже когда всем не до смеха, и плакать, когда никто не видит».

Денис Цепов

Юмор / Юмористическая проза

Похожие книги

Жизнь Пушкина
Жизнь Пушкина

Георгий Чулков — известный поэт и прозаик, литературный и театральный критик, издатель русского классического наследия, мемуарист — долгое время принадлежал к числу несправедливо забытых и почти вычеркнутых из литературной истории писателей предреволюционной России. Параллельно с декабристской темой в деятельности Чулкова развиваются серьезные пушкиноведческие интересы, реализуемые в десятках статей, публикаций, рецензий, посвященных Пушкину. Книгу «Жизнь Пушкина», приуроченную к столетию со дня гибели поэта, критика встретила далеко не восторженно, отмечая ее методологическое несовершенство, но тем не менее она сыграла важную роль и оказалась весьма полезной для дальнейшего развития отечественного пушкиноведения.Вступительная статья и комментарии доктора филологических наук М.В. МихайловойТекст печатается по изданию: Новый мир. 1936. № 5, 6, 8—12

Виктор Владимирович Кунин , Георгий Иванович Чулков

Документальная литература / Биографии и Мемуары / Литературоведение / Проза / Историческая проза / Образование и наука
Непарадный Петербург в очерках дореволюционных писателей
Непарадный Петербург в очерках дореволюционных писателей

Этот сборник является своего рода иллюстрацией к очерку «География зла» из книги-исследования «Повседневная жизнь Петербургской сыскной полиции». Книгу написали три известных автора исторических детективов Николай Свечин, Валерий Введенский и Иван Погонин. Ее рамки не позволяли изобразить столичное «дно» в подробностях. И у читателей возник дефицит ощущений, как же тогда жили и выживали парии блестящего Петербурга… По счастью, остались зарисовки с натуры, талантливые и достоверные. Их сделали в свое время Н.Животов, Н.Свешников, Н.Карабчевский, А.Бахтиаров и Вс. Крестовский. Предлагаем вашему вниманию эти забытые тексты. Карабчевский – знаменитый адвокат, Свешников – не менее знаменитый пьяница и вор. Всеволод Крестовский до сих пор не нуждается в представлениях. Остальные – журналисты и бытописатели. Прочитав их зарисовки, вы станете лучше понимать реалии тогдашних сыщиков и тогдашних мазуриков…

Валерий Владимирович Введенский , Иван Погонин , Николай Свечин , сборник

Документальная литература / Документальное