Спи спокойно, дорогой товарищ. Записки анестезиолога

— Нормально. — Олег, пристально вглядываясь, начал медленно перебирать петли кишечника. — Твою мать, задета! — Он продемонстрировал любопытствующему Павлу сантиметровый надрез.

— Проникающее? — с угрюмой досадой поинтересовался Николай. Если ранение проникало в полость кишки, операция грозила затянуться еще на пару часов.

— Сейчас выясним.

Из вестибюля донесся шум распахиваемой двери оперблока.

— Доктор! Доктор! — Сопрано звонким эхом разнеслось по операционной.

— О, у нас, похоже, гости. — Масяненко продолжал осматривать внутренности пациента.

— Это та женщина. Которая с ним была. — Павел кивнул на распластанное тело.

— Беспокойная. Любит, наверное, — хмыкнул Николай. — Славянка, говоришь?

— А так шумно только славянки и умеют любить, — не отвлекаясь, вставил Олег, — ну, может быть, еще цыганки.

— Да ладно, Степаныч, любви все возрасты покорны, — парировал анестезиолог. — Итить твою…

— Доктор! Есть кто-нибудь? — Голос женщины начал приближаться.

— Выйди, скажи ей, что идет операция, пусть ожидает в коридоре, — поручил городской хирург санитарке. — А то она сейчас в оперзал припрется. Концерта нам не хватало…

Младшая медсестра поспешно вышла. С полминуты до врачей доносилось агрессивно-оскорбительное шушуканье. Затем в операционную вновь прошмыгнула маленькая фигурка сотрудницы:

— Олег Степанович, она рвется посмотреть на мужа, — сердито сообщила женщина. — Я ее почти до выхода вытолкала, но она назад лезет. Пришлось пообещать, что схожу, у вас разрешение спрошу, а то в глаза бы мне вцепилась.

Николай, будучи не занятым ручной работой и единственным, кроме анестезистки, не облаченным в стерильный костюм, нехотя поднялся со стула.

— Коля, скажи ей пару ласковых, — поддержал инициативу коллеги Масяненко. — Я бы и сам вышел, но ты же видишь… — Он вновь погрузился в созерцание раны.

В предбаннике Рассветов снял маску и с открытым лицом направился к выходу из оперблока.

Она действительно была славянкой. Белая кожа, дородная фигура, круглое, с озерами голубых глаз лицо — все свидетельствовало об этническом родстве цыганолюбивой посетительницы и вышедшего к ней доктора.

К тому же она была не одна. Возле стены, почти сливаясь угловатыми контурами худощавого тела с зеленоватой краской, стоял пожилой мужчина. Изюминкой его облачения выступала салатного цвета куртка, отороченная вычурным узором со множеством мелких выпуклых силуэтов и контуров, заключавших в себе, по всей видимости, некий сакральный смысл. Широкоскулое лицо старика казалось высеченным из темного мрамора, а глаза опаловым блеском сверкнули в лицо Николаю.

Перехватив взгляд Рассветова, женщина поспешно сообщила:

— Доктор, это наш барон. Очень уважаемый человек. — Она словно присела в неуклюжем реверансе. — Патриарх всего рода. Он пришел, чтобы лично выразить надежду на удачный исход операции.

Они обменялись несколькими короткими фразами. Неизвестный язык был тягуч, но по-своему мелодичен. Барон чинно кивнул, и женщина продолжила:

— Он благословляет ваши усилия по спасению своего племянника. В случае удачного исхода вас ожидает достойная награда. — Женщина умолкла и выжидающе посмотрела на Николая.

Анестезиолог замешкался с ответом. Слишком уж сильно увиденное отличалось от ожидаемого. Никакой истерики, полное отсутствие предполагавшихся соплей, слюней, бабских причитаний и прочих обязательных атрибутов неуемного горя.

— Я очень польщен столь высоким доверием. И обязательно передам ваши слова коллегам, делающим сейчас все необходимое для спасения вашего родственника.

Женщина приблизилась к старцу и негромко забубнила тягучий текст ему на ухо.

Несколько оскорбленный подобным невниманием к своей персоне, Николай запнулся и хотел было импульсивно хлопнуть дверью перед неблагодарными слушателями, но сдержался, пронзенный догадкой:

— Вы ему переводите?

Она искоса взглянула на Рассветова и, договорив очередную фразу, коротко ответила:

— Да.

— Но… — Растерянность врача сменилась элементарным любопытством. — Разве барон не знает русского языка? — Он едва не улыбнулся.

— Знает, — так же коротко отрезала она. И, предвосхищая дальнейшие расспросы, поставила точку: — Так положено.

Охлажденный суровостью славянской чавеллы, но ничего толком не понявший, Николай вспомнил о своих профессиональных обязанностях по отношению к лежащему в наркозе больному:

— Простите, я должен вернуться к пациенту. — Он указал на светящийся тоннель отделенческого коридора. — Настоятельно рекомендую вам расположиться в вестибюле. У двери оперблока в уличной одежде находиться запрещено.

На этот раз перевод состоял всего из нескольких слов. Старик чинно кивнул и неторопливо направился к выходу.

— Я не могу уйти, — неожиданно объявила женщина. — Я должна быть рядом с мужем. Неотступно.

— Это ультиматум или пожелание? — Врач остановился на пороге оперблока, угрюмо глядя на ее сосредоточенное лицо.