Спящая Красавица

— Судьба, вообще-то, отвратительная старушка, ты в курсе? — Виктор поморщился и посмотрел на Иеронима. — Мне всю жизнь только о ней и твердят. Что мне было суждено стать таким, что моя жизнь может быть связана только с магией, и знаешь, что? За что бы я ни брался, я не могу сделать это своей основной работой. Это может быть хобби, но как только я пытаюсь заняться чем-то всерьез, — Виктор поджал губы и покачал головой. — Я только Магом быть и смогу в своей жизни. Это удручает, — Гадатель взглянул на Иеронима исподлобья и ухмыльнулся, — И что, скажешь, мне изначально суждено гореть в Аду за ересь?

— Ты должен был пустить себе пулю в лоб, когда тебе рассказали о том, кто ты, — отчеканил Чистильщик. — Это была твоя судьба, но ты уже тогда стал нарушать задуманный ею порядок вещей.

— Всегда весело поговорить с Чистильщиком, — Виктор рассмеялся. — Ты не против, если я угощу тебя чем-нибудь? Хочу получше вникнуть в твое мировоззрение.

Иероним равнодушно пожал плечами.

— Я все равно не понял, почему ты согласен умереть добровольно.

— Мне скучно. Когда ты знаешь всю свою жизнь наперед, и это тебя не устраивает, становится безумно скучно, и ты сходишь с ума. Меня не прельщает такая перспектива, — Виктор потянулся к меню, но вдруг замер. — Слушай, о Пенелопе…

— Мм?

Виктор вдруг понял, что сейчас добровольно открывает Иерониму одно из своих слабых мест. Что стоит ему сейчас хоть слово о ней сказать, и Чистильщик поймет, куда бить.

— Если вы ее хоть пальцем коснетесь даже после моей смерти, я с того света вернусь и отомщу.

— Мы вершим правильное дело, и если… — начал Иероним, но Виктор перебил его:

— Пенелопа — Жрица. Она в своей жизни никого не убила, никому не меняла судьбы, она проводник. Поводырь.

— Что не мешает ей, как настоящей ведьме, придаваться другим сквернам. Похоть…

— Пенелопа соблюдает целибат, Иероним, — Виктор ухмыльнулся. — Удивлен?

— Слегка.

На этом разговор прервался и оба собеседника молча сидели погруженные в свои мысли. Виктор откинулся на спинку стула и то прикрывал, то закрывал глаза, словно пытаясь поймать веками тонкие лучики света. Он размышлял о том, что именно задумал мистер Льюис, и почему его жертвой стала именно его дочь и какова его, Виктора, роль во всем этом. Быть может, на эти вопросы не сможет ответить даже Грейс. Еще он надеялся, что Иероним не соврал, обещая дать ему возможность во всем разобраться.

— А ты ведь даже не спросил, почему я прошу тебя подождать с исполнением твоей миссии, — тихо произнес Виктор. На самом деле ему не хотелось говорить с Чистильщиком. По крайней мере, сейчас. Но ощущения от того, что Иероним просто молча сидел рядом, были не из приятных. — Тебе неинтересно?

— На самом деле, интересно. Но я ведь могу осудить твои действия и не зная, что именно осуждаю.

— В этот раз ты меня не осудишь. Слушай… — Виктор залпом допил свой остывший глинтвейн, потер глаза, надеясь, что хоть так сгонит усталость, и принялся рассказывать.

Он был уверен, что Иероним не сможет принять поступка мистера Льюиса. Это было не по правилам: Оливер нарушал задуманный судьбой ход событий и тем самым подписывал себе смертный приговор.

В то же время, было очевидно, что Иероним будет отрицать их методы решения проблемы, ведь он был воспитан так, что видел в магии только зло. Поэтому когда Чистильщик спросил, не поможет ли против этой хвори пост и молитва, Виктор лишь рассмеялся. Иероним был сторонником единобожия, а Виктор не испытывал никакого желания его в чем-то переубеждать, но его монолог о том, что когда свет не может одолеть тьму, то на помощь приходит другая тьма, неожиданно подействовал.

— Пусть Свет не марает об это руки, — кивнул Чистильщик в ответ, и Виктор едва сдержал улыбку. Будь он на месте Иеронима, он говорил бы это в шутку, но альбинос… о нет, этот парень верил в свои слова.

Знания Иеронима были так малы, но он верил так сильно в то, что знал, что Виктору становилось неловко. Ведь сам он знал так много, что не мог решить с чего начинать, к кому призывать. Знания были одной из страшнейших паутин мира — опутывали, сбивали с толку. Кому-то везло, и они находили среди множества чужих истин свою. Кто-то получал свою единственную истину с самого рождения.

Какое-то время они молчали. Иероним рассматривал свои запонки — золотые змейки кусающие себя за хвост на красном фоне; Виктор крутил в руках свою колоду и прислушивался к хрипу динамиков. Концерт Вивальди закончился, и теперь играла "Спящая красавица" Чайковского. Виктор невольно улыбнулся этой иронии.

Спящая красавица. Едва ли он был принцем, способным расколдовать ее поцелуем. Едва ли вообще в мире существовал кто-то, кто был достоин звания ее принца. Но сдаться только из-за того, что не проходишь по какому-то из критериев, было не в стиле семьи МакИвори.

— Что она будет делать, когда проснется? — прервал молчание Иероним.

— Не знаю. Зависит от того, насколько сильно на нее повлияло Безмирье. Может, будет жить дальше и как-то свяжет жизнь с магией, может, сойдет с ума, может, обратится к вашему Богу. Я не знаю этого и не могу дать гарантий.