— Сейчас тут хорошего мало. Половина заболеваний, с которыми мне приходится иметь дело, связаны с наркотиками. Очень много венерических. И психических.
— У Гарольда не в порядке с психикой?
Он метнул на меня взгляд:
— Почему вы так подумали?
— Я немного знаю его биографию. Сегодня я говорил с его матерью.
— Я не имел такой чести. Собственно, я и Гарольда видел не так уж много. Четыре — пять раз. Пять.
— Включая сегодняшний?
— Вы очень настойчивы. Но я воспользуюсь правом молчать.
— Не знаю, откуда у вас это право?
— Гарольд Шерри — мой пациент.
— Я вполне понимаю вашу заботу о нем, — сказал я. — Но мне трудно понять ваше безразличие к похищенной им женщине.
— Она не похищена. Я ее видел.
— Сегодня?
Он безнадежно махнул левой рукой.
— Да, сегодня.
— Где?
— В мотеле.
— С Гарольдом?
Он кивнул своей косматой головой:
— Она была там по доброй воле.
— Опишите ее, доктор.
— Брюнетка, вполне приятной наружности, довольно высокая: пять футов шесть дюймов. Около тридцати лет.
— Вы с ней говорили?
— Толком нет. Она держалась в тени.
— Тогда с чего вы решили, что она находится там по своей доброй воле?
— По тому, как она себя вела, по отношению к Гарольду. С большой теплотой. Она думала не о себе, а о нем.
— Гарольд ранен серьезно?
Брокау втянул голову в плечи.
— Вы ставите меня в невозможное положение, мистер Арчер. Вы не успокоитесь, пока я не отведу вас к Гарольду. Но я решительно отказываюсь это сделать. Пациенты — моя главная ответственность.
— Если Гарольд ранен серьезно, вы оказываете ему медвежью услугу.
Его глаза сузились и потемнели.
— Я профессионал. Вы не имеете права так со мной разговаривать.
— Тогда говорите вы, доктор.
— Мне вам нечего сказать.
Мы сидели в молчании. Я смотрел на дипломы в рамках, развешанные по стенам. Он учился в хороших институтах, стажировался в классных больницах, причем сравнительно недавно. Судя по датам на дипломах, Брокау не было и сорока. Он встал, оттолкнув стул.
— Если вы меня извините... Я сегодня еще не ел.
— Поешьте, — сказал я, продолжая сидеть. — Надеюсь, покойник не испортит вам аппетита.
— Какой покойник? При чем тут покойник? У Гарольда не такая уж серьезная рана.
Но Брокау заволновался. Лицо его побледнело и даже как-то пожелтело. Я сказал:
— Вы должны докладывать полиции, если к вам обращаются с огнестрельным ранением.
— Полиции, но не вам.
— Думаете, полицейские отнесутся к Гарольду с большим пониманием, чем я? Его просто пристрелят на месте, вот и все. И вы это прекрасно знаете.
Брокау покачал головой.
— Это будет трагедия, самая настоящая трагедия. Он не виноват в случившемся.
— Психологически не виноват или морально?
— Одно из двух. А может, и то и другое. Готов побиться об заклад, что Гарольд не совершал тяжкого преступления...
— Не проспорили бы, доктор... Дело далеко не в том, добровольно или нет пошла с ним Лорел. Он стрелял в ее отца и взял деньги.
— Откуда вы знаете?
— Я был там. Все это, по сути дела, произошло на моих глазах. Вы не совсем удачно выбрали пациента, чтобы ставить на карту вашу профессиональную репутацию.
— Не я выбираю пациентов, а они меня.
Брокау явно защищался. Он утратил былую самоуверенность. Мне было немного стыдно, как я с ним обошелся, но нужно было во что бы то ни стало выйти на Гарольда.
— Вы сказали о покойнике, — услышал я голос Брокау. — Но отец девушки ведь не умер?
— Нет, и, надеюсь, не умрет. Но сегодня утром я вытащил из воды труп. — И я рассказал ему о человеке в твидовом костюме.
Лицо Брокау снова изменилось. Он был явно ошеломлен.
— Значит, этот старик умер?
— Вы знаете его, доктор?
— Гарольд приводил его ко мне вчера. Он хотел, чтобы я полечил его.
— От чего?
— Старик был плох физически и душевно. — У него были следы от ожогов на лице и голове. Похоже, он побывал в катастрофе. У него были все признаки душевной травмы. Он был совершенно лыс и так перепуган, что не мог связать двух слов. Он выглядел целиком зависимым от Гарольда. В нем сочетались полная независимость и отсутствие каких-то теплых чувств — как у человека, долгое время проведшего в клиниках или подобных заведениях.
— Каких именно?
Брокау помолчал и сказал:
— Психиатрических. Я спросил об этом Гарольда, но он сказал, что не знает. По его словам, он встретил старика у моря и привел его ко мне, потому что бедняга был совсем плох. Но если вдуматься, их отношения не носили случайный характер. Мне показалось, что этот старик зачем-то нужен Гарольду и он обратился ко мне, чтобы я как-то привел его в форму. Я дал ему кое-какие транквилизаторы. Но когда я сказал, что его надо госпитализировать, они встали и ушли. — Он посмотрел на свои ладони, лежавшие на столе. — Похоже, я поступил не самым лучшим образом.
— Старик утонул. Вы тут ни при чем.
— Ему нужно было лечь в больницу. Я не имел права так отпускать его.
Брокау качал головой из стороны в сторону, в глаза ему лезли пряди волос. Казалось, он вот-вот расплачется. Он явно не справлялся со своими эмоциями и они мешали ему как врачу. Он, запинаясь, проговорил:
— Гарольд солгал мне. Он сказал, что поместил старика в больницу.
— Когда он сказал вам это?