Спящая красавица

Моя фантазия в то лето совсем разнуздалась. У меня была только она и ничего другого! Она вырвалась из конюшни! Надо было в конце концов размять копытца! Все дело в ней, да. В ней, в ней, только в ней. Она! Чем меньше общего с жизнью — тем больше жизни! Да! Как с этой коробкой! Как и со всем остальным! Абсолютно со всем! Игрушки? Да я их ненавижу. Примитив. Что они думают?! Дам в руки машинку и все?! С колесами! С дверью! Скажут: «Посмотри! Как настоящая!.. »

И что?! Что они думают?! Что я обоссусь от счастья?! Встану на карачки и буду молиться?!.. Да те, кто делает все эти машинки, — просто уроды! Недоноски! Что они думают?! Да они просто презирают всех оптом и в розницу! Они нам просто срут на головы! Именно! А мы счастливы! Мы ползаем по полу! Даже целиться не надо! О-о-о! Какая маши-и-инка! Какой паровоз!.. Да поучитесь сначала из собственного дерьма замки строить! Моллюски! Парово-о-озы! И это называется — узнавать жизнь?! Это они называют — учиться моделировать жизнь?! В этих словах вся их тряхомудия! Тряхомудия теплая и тряхомудия холодная! Тряхомудия на любой вкус! Тряхомудия демисезонная! Для всех и каждого! С помпонами и без! Отряхомудить весь мир! Да! Вдоль и поперек! Справа налево и слева направо! Черт! Машинки... Паровозики... Да все просто... Попробуй сделать с этим что-нибудь! Попробуй сделать из этого фокус! Околдовать! Превратить! Ха! Щепка может стать кораблем, а машинка — никогда! Вот! В этом все и дело! Именно. Все — здесь!.. Ну и ладно. Наплевать... Не важно...

***

Мне сказали: «Она сама все попросит... Скажет ка- ка! Хочу ка-ка. По-маленькому — нет. Сама все сделает. А по-большому — попросит».

Как я ей подтирал попку. Как она меня просила подтереть. Я не понимал ее слов, ее языка. Почти ничего. Наверное, так говорила ее мать. Да. Наверное, так они разговаривали. А отец? Ее отец? Около нее не было этих звуков: отец. Я не слышал. Ни разу не слышал ничего похожего на это слово.

Она захотела свое ка-ка и попыталась спрятаться. Я говорю: «Ну давай... давай здесь... » Она хотела, чтоб я отвернулся. Она вся сжалась, зажмурила глаза. Как будто играла в прятки. Как будто она спряталась. Да.

У нее уже был стыд. Да. Семя стыда. Что-то такое, да, как стыдливость... И чистота. Чистота... Моя чистота и ее чистота. Две. Просто открытые глаза. Просто глаза.

Она начала ворчать, хныкать... Ей нужно было укромное местечко! Она хотела выйти во двор! Убежать от меня! От моих глаз! Спрятаться! Присесть где-нибудь в тайничке! Подальше от меня! Подальше от моих глаз! Только потом она меня позовет. Да. Потом. Чтоб я все вытер! Давай здесь... Ну что ты?.. Смотри... Никого... Никого нет... Садись вот здесь... Да. Вот тут... Ничего. Не страшно. Ничего...

Она закрывала глаза. Ей некуда деваться. Она закрывала глаза ладошками. Она их сжимала сильносильно. И потом все как во сне. Да. Как сон... Она открывала глаза. Она смотрела.

Отставив попку, она смеется... Она оглядывается... Приглашает меня быть смелее! Она мне приказывает! Вытри! А ну вытри!.. Да. Она приказывает. Я беру мягкую вату, она смеется... Еще немного, и она начнет понукать! А ну, для чего ты?! Вытирай! Вот... Вот здесь... Еще... Намочи! Намочи и выжми... Вверх надо! Вверх...

У меня горят уши. Я подхожу к ней, она смеется! Отставив свой вымазанный какашкой зад! Черт! Там еще что-то висит! Да! Там еще болтается! Ей не терпится! Конечно! Ей надо гулять! А куклы?.. Я подтираю этот ее зад! Закрыв глаза... Только она смеется... Да. Она смеется надо мной! А ну открой глаза! А ну!.. А то все расскажу!.. Я чуть не убегал. С этой ваткой в руке! Чуть не прятал ее за пазуху! Только бы с глаз долой! И еще дальше! Я убегал со двора и мчался. Потом — в боку кололо. Как побитый пес, я убегал, и, как побитый пес, возвращался. А она? Да, ей было смешно. Немного. Немного смешно. Да. Как щекотка. И все. А так — все равно.

Потом ее сны. Послеобеденный сон. Мать ее кормила — и в постель. Я подкрадывался к ее окну. Через час. Да, не раньше. Ни в коем случае! Иначе она потом не уснет! Я хотел ее будить тайком от всех! Только для себя. Только для меня. Для вечера. Специально, да, чтоб потом она уснула у меня на руках! Чтоб держать ее. Да. Такую слабую, мягкую... Быть с ней одному... Надо было ждать час. Чтобы она выспалась немного! Иначе начнет ворчать! Хныкать! Я ждал час и потом крался к открытому окну. Именно час. Всего один. Если больше — она потом не уснет со мной. Он спала в большой комнате. Там всегда прохладно. Да. В любую жару.

Она спала в глубине. На сундучке ей стелили перинку. Она не двигалась во сне. Моя мать забеспокоилась, а музыкантша сказала — ничего... Она не двигалась во сне.

Мне нравилось смотреть в эту комнату, на нее, там, в самой глубине. Она лежала в пещере. Да. Глазам было приятно туда смотреть. Комната начинала светиться темным и мягким синим светом. Как пещера, да, правда, как глубокая пещера в воде. Я смотрел-смотрел-смотрел, пока голова не начинала кружиться.