Спящая планета

Воодушевление, которое он испытал вчера, сбежав из смертельной лларанской ловушки в Бакстере, давно испарилось, оставив вместо себя только холод. Что заставило его думать, будто он может причинить ущерб силам, выставленным против него? Он может убить сотню, тысячу, а для них это — ничто. Досадное жужжание мелкого насекомого. Насекомого, которое в свое время будет прихлопнуто. Может быть… может, если бы он провел свою жизнь, скрываясь от закона, всегда спя вполглаза и с вещами наготове, может, тогда у него и был бы шанс. Если бы его рефлексы были отточены десятками стычек с законом, огромным числом побегов, когда жизнь висела на волоске, тогда он вполне мог бы преуспеть — пробираться сквозь кордоны, убегать от поисковых групп, действовать ножом и пистолетом, когда другого выхода не остается. Но это не тот случай. Его образ жизни был самым обычным, не считая одного путешествия к звездам в юности. Он ходил в школу, закончил юридический колледж, стал практикующим адвокатом. Он проводил свой отпуск, охотясь на оленей и уток в обширных заброшенных угодьях вокруг своей охотничьей хижины, праздно вспоминая время от времени свое единственное большое приключение в межзвездном пространстве.

Вот так-то. Он хороший юрист, сносный стрелок, хотя и паршиво стреляет влет. Это слишком мало для того, чтобы в одиночку сражаться с врагом, который до смешного превосходил его числом, а уж ресурсами — и вовсе в какой-то фантастической степени. У них был космический флот, воздушные силы, армия. У него был только он сам, что не очень-то выравнивало счет, особенно учитывая почти закончившиеся боеприпасы и упавший до нуля боевой дух.

Хотя одна вещь была несомненной. Одна вещь была в его пользу: он был все еще свободен и не ранен, он все еще был — в тех пределах, которые ему отводили лларанские патрули, — сам себе хозяин. Сколько еще положение останется таким же, всецело зависит от него самого. Лларанцы так же упорно будут пытаться достать его, будет ли он и дальше активно сопротивляться или. пойдет своей дорогой. Когда прихлопываешь комара, разве задумываешься, огорчился он или нет? Задумываешься только о том, чтобы шлепнуть аккуратно и чтобы паразит был уничтожен.

Поэтому самое лучшее, что может сделать комар, чтобы излить свои чувства, это увертываться от ударов и продолжать жалить в отместку. Может, это заразит врага малярией или чем-то еще.

Все это было очень хорошо, если речь шла о теории, но теория не выиграет войну и даже одну битву. Что касается комара и гиганта, вслепую сражающихся друг с другом, то при таком сравнении комар очень выигрывает. Но у Риерсона было болезненное подозрение, что все может измениться очень резко: что гигант бьет вслепую правой рукой, в то время как его левая спокойно лежит, готовясь к прицельному хлопку. А вот когда он прицелится своей левой, потом ни о чем не надо заботиться, кроме похорон. Чтобы избежать такой неожиданной кончины, комар должен мешать гиганту прицелиться, выводить его из равновесия. Сложная задача сама по себе и безусловно невыполнимая, если комар не узнает больше о том, как можно вырвать из-под ног гиганта коврик, на котором он так прочно стоит.

Что он сейчас знал? Он знал, что вся планета, видимо, спит, как красавица в стеклянном гробу, чем бы ни начинили отравленное яблочко, принесли его, несомненно, лларанцы. Он знал, что некоторые солдаты в Бакстере — как показал тот разговор на лестнице — относятся к нему с полусуеверным страхом. Он знал, что по крайней мере один из них был до глупости напуган при мысли о ком-то, кого зовут Дедышк, который не может умереть, поскольку уже мертв.

Вот это было уже обнадеживающей предпосылкой. Обычный комар, жужжащий над ухом, может причинять беспокойство, но, конечно, не тревогу, но необычный комар — это уже насекомое другого цвета. Если он сможет придать себе черты такого выдуманного комара, это в огромной степени поможет его борьбе за то, чтобы остаться на свободе. Никто в здравом уме — особенно ни один лларанец в здравом уме — не захочет иметь дело со сверхъестественным.

Это могло бы помочь, но где взять еще информацию? Его невольный шофер был под рукой — сидел в камере на станции, но было не похоже, чтобы он начал помогать и сотрудничать без определенных средств воздействия. А эти средства не были включены в те своды законов, которые он изучал. Еще раз он хотел бы получить то образование задних дворов, которое могло бы научить его, как наиболее деликатно убедить человека при помощи ножа.

При помощи ножа…