Спящие

Тогда ребят осеняет. Никогда еще Мэй не чувствовала такого родства с остальными, такого единства, когда они – упорные, непоколебимые – всей толпой устремляются к выходу, движимые единственно силой разума, которая позволяет ходить по горячим углям. Их гонит предвкушение, страх, внезапное осознание цели. Охранник остервенело вызывает по рации подмогу.

Подставив лицо порывам ветра, многие срывают маски, и те свободными птицами улетают прочь. Неизвестно, сколько подростков уже заражены, в чьей крови уже притаилась инфекция в ожидании удобного случая, чтобы вырваться на волю.

Однако сегодня, сейчас они чувствуют себя отлично, превосходно и пускаются бежать. Все до единого. Даже Мэй, рюкзак бьет ее по спине, чуть прогорклый воздух врывается в легкие. Яростный ветер Санта-Аны перехватывает дыхание.

Если охранник и зовет их, никто не слышит из-за свиста в ушах.

Мэтью знает, что делать, – эта мысль заставляет Мэй идти за ним по пятам. Она останавливается там же, где и он, – в тени арки, ведущей в библиотеку. Высокий, худой, абсолютно посторонний паренек замер, привалившись к стене.

– Куда теперь? – задыхаясь, спрашивает Мэй.

Пожар оказывается намного дальше, чем она представляла: заслоняемый вертолетами огонек высоко в горах. Как ни странно осознавать, но отнюдь не пожар вынудил их спасаться бегством.

– Не знаю. – Мэтью постоянно оглядывается по сторонам, лицо наполовину скрыто тенью от фонаря. – Не знаю.

Громко топая, мимо проносятся другие ребята.

– Напрасно мы это затеяли. – Мэтью зябко потирает ладони. – Спецназ нагрянет сюда в любую минуту.

У Мэй созревает идея. Ее зачатки шепотом вырываются изо рта:

– Я знаю, куда идти.

– Что?! – не расслышав, кричит Мэтью.

– Я знаю, куда идти, – уже громче повторяет Мэй.

Ее озадачивает изумление в его взгляде – точно так же мальчишки смотрели на нее в детстве, когда Мэй развивала недюжинную скорость на футбольном поле.

Мэтью воздерживается от вопросов. Они молча пускаются в путь. Какой восторг давать парню то, что он хочет.

Лужайка у пункта назначения хлюпает под ногами, вопреки засухе трава здесь всегда зеленее, чем в соседних дворах. Кусты белых роз колышутся на ветру, лепестки рассыпаны вокруг, точно конфетти.

– Я тут работаю няней, – поясняет Мэй. В гараже нет «мерседеса», но фонарь над крыльцом горит. – Хозяева сейчас в отъезде.

Так до смешного просто повернуть ключ в замке, так легко пальцем набрать код, отключающий сигнализацию.

Внутри пахнет свежим бельем – и безопасностью, словно никакая беда не в силах проникнуть в уютные стены. Безопасностью веет от мраморных столешниц на просторной белой кухне, от обилия медной утвари. Ею веет от миниатюрных суккулентов в керамических горшках – по горшку на каждом подоконнике. От блеска паркета в свете автоматических люстр, создающих иллюзию, что дом обитаем, хотя в действительности это не так.

– Надо разуться, – предупреждает Мэй.

На лице парня написано сомнение, однако он покорно сбрасывает сандалии, местами обмотанные скотчем, – никто в колледже не носит таких. Мэй старается не замечать, какие грязные у него ноги, когда те ступают на молочно-белый ковер в гостиной.

– Интересно, где хозяева? – бормочет Мэтью, пока Мэй убирает сандалии на полочку в шкафу, словно оправдываясь: по крайней мере, мы поставили обувь на место. – Может, им известно больше других.

– Нет, они давно собирались в круиз.

Мэтью издает короткий смешок. Маски на нем нет, и Мэй впервые замечает очертания его рта, тонкие губы, намечающуюся щетину, убористые, точно плитка, зубы – результат длительного ношения брекетов.

– Ты хоть раз задумывалась, зачем им такой огромный дом? – продолжает Мэтью. – В смысле для чего людям столько вещей?

Он берет с подставки на пианино фигурку птички и играет с ней, как ребенок с самолетиком.

– Осторожно! – вырывается Мэй.

Напрасно они сюда пришли.

Над камином мерцает медового цвета гитара с витиеватым автографом на корпусе. «Это трогать нельзя», – внушала Мэй двухлетней девчушке, дочери владельцев дома, которая только начинает постигать, что можно, а что нет. «Низзя, – лепечет кроха всякий раз при виде гитары, – низзя».

Зато Мэтью тянется к инструменту.

– Ой, лучше не трогай! – восклицает Мэй.

Нелепая фраза. Наверное, глупо сейчас переживать из-за вещей, и вдобавок тон высокий, с вопросительными интонациями из серии: «Может, не надо ее трогать?»

– Расслабься, – ухмыляется Мэтью. – Хозяева-то далеко.

Он ни секунды не стоит спокойно. Пальцы щелкают, ноги отстукивают ритм. Дух авантюризма ощущается в том, как Мэтью выбивает барабанную дробь на кофейном столике, как седлает лошадку-качалку, смешно растопырив длинные ноги. И его безрассудство немного заразно.

– Надо задернуть шторы, – произносит Мэй. – Иначе соседи увидят.

Процесс затягивается – окон в доме много.

Мэтью обнаруживается в кухне с бутылкой вина в одной руке и штопором в другой.

– Не вздумай! – пугается Мэй.

Но пробка с мягким хлопком уже вылетает из бутылки. Мэй настораживается – как знать, что еще выкинет этот парень.