Спящие красавицы

Фрэнк и Элейн задержались в дверях комнаты Наны. Было девять вечера. Они положили ее на кровать, откинув одеяло. На стене висел плакат с марширующим в парадной форме оркестром и доска, на которой были прикреплены лучшие рисунки Наны, изображающие персонажи комиксов Манга.[175] Ветряной колокольчик[176] из цветных трубочек и стеклянных бусин свисал с потолка. Элейн настаивала на аккуратности, чтобы на полу не было одежды или игрушек. Жалюзи были закрыты. Голову Наны покрывал громоздкий нарост. Наросты вокруг её рук, были похожими, но меньше. Варежки без большого пальца.

Хотя ни один из них не сказал ничего, после минуты молчания Фрэнк понял, что они оба боялись выключить свет.

— Давай вернемся и проверим ее через некоторое время. — По привычке Фрэнк прошептал это Элейн, как и во многих случаях, когда они отчаянно хотели, чтобы Нана не проснулась, а не наоборот.

Элейн кивнула. Одновременно они отступили от открытой двери дочери и спустились вниз на кухню.

Пока Элейн сидела за столом, Фрэнк заправил кофеварку, насыпав кофе и заполнив емкость водой. Это было то, что он делал до этого тысячу раз, хотя и не в столь поздний час. Нормальность действия успокоила его.

Она подумала примерно тоже.

— Это как в старые времена, не так ли? Больной ребенок наверху, мы здесь внизу, интересно, все ли мы делаем правильно.

Фрэнк нажал кнопку включения. Элейн положила голову на руки.

— Ты должна сесть, — мягко сказал он, и занял стул напротив нее.

Она кивнула и выпрямилась. Ее челка прилипла ко лбу, на её лице был вопросительный взгляд типа ну-и-что-теперь? Взгляд того, кто недавно получил удар по голове. Он не думал, что выглядит лучше.

— В любом случае, я знаю, что ты имеешь в виду, — сказал Фрэнк. — Я помню. Задаюсь вопросом, как мы когда-то могли обманывать себя, думая, что могли бы в первую очередь заботиться о других людях.

Это принесло светлую улыбку на лицо Элейн. Что бы ни случилось с ними сейчас, они пережили младенчество вместе — не малое достижение.

Кофеварка просигналила. На мгновение показалось, что наступила тишина, но внезапно Фрэнк услышал шум снаружи. Кто-то кричал. Затем полицейские сирены, визг сигнализации. Он инстинктивно наклонил ухо к лестнице, прислушиваясь к Нане.

Он ничего не услышал, конечно же, он не услышал; она больше не была ребенком, и это были не старые времена, ничего не было как раньше. По тому, как сегодня вечером спала Нана, не невозможно было представить, что даже взлет ракеты может ее разбудить, заставить ее открыть глаза под тем слоем белого волокна.

Элейн наклонила голову к лестнице, так же как и он.

— Что это, Фрэнк?

— Не знаю. — Он оторвался от ее взгляда. — Мы не должны были покидать больницу. — Подразумевая, что Элейн заставила их уйти, не очень веря в сказанное, но нужно было хоть как-то разделить вину, чтобы удалить ту грязь, которую он чувствовал за собой. То, что он знал, что привело к этому, точно знал, заставляло его ненавидеть себя. Но он не думал, что может остановиться. — Надо было остаться. Нане нужен доктор.

— Он всем нужен, Фрэнк. Скоро мне тоже понадобится доктор. — Она налила себе чашку кофе. Казалось, что прошли годы, пока она добавляла молоко и Экуаль.[177] Он уже подумал, что обсуждение закончено, но она сказала: — Ты должен быть благодарным, что я нас увела.

— Что?

— Это спасло тебя от того, что ты сделал бы, если бы мы не ушли.

— О чем ты говоришь?

Но он, конечно же, знал. У каждого брака был свой язык, свои кодовые слова, построенные на взаимном опыте. Два из них она сейчас и произнесла:

— Фриц Машаум.

При каждом повороте ложки, раздавались щелчки по керамической чашке — щелк, щелк, щелк. Словно кто-то набирал комбинацию на замке сейфа.

4

Фриц Машаум.

Имя с дурной репутацией, которое Фрэнк хотел бы забыть, но позволила бы ему Элейн? Нет. Кричать на учителя Наны было плохо, знаменитый удар в стену был ещё хуже, но инцидент с Фрицем Машаумом был хуже всего. Фриц Машаум был мертвой крысой, которой она махала ему перед лицом всякий раз, когда чувствовала себя загнанной в угол, как сделала это сегодня вечером. Если бы она только захотела увидеть, что они были в одном углу, на одной и той же стороне, на стороне Наны, но нет. Вместо этого ей надо было вспомнить Фрица Машаума. Она вновь помахала перед его лицом мертвой крысой.

Фрэнк охотился за лисой, обычное дело в лесистой области Трехокружья. Кто-то увидел, как одна бегала по полям к югу от Шоссе № 17, недалеко от женской тюрьмы. Её язык свисал изо рта, и звонивший предположил, что она должно быть бешеная. У Фрэнка были сомнения по этому поводу, но он серьезно относился к звонкам о бешенстве. Любой уважающий себя офицер службы контроля за животными, так бы поступил. Он выехал на своей развалюхе в место предполагаемого нахождения лисы, и потратил полтора часа на бредовые поиски. Он ничего не нашел, кроме ржавого скелета Олдсмобиля 1982 года с парой истлевших трусов, привязанных к антенне.