Спящие красавицы

В парке через дорогу, человек, без каких-то на то причин, с помощью резака по меди, пытался сбить с ног статую первого мэра в высокой шляпе. Искры фонтанировали, отражаясь в тонированном стекле сварочной маски. Чуть впереди, другой человек, а-ля Джин Келли,[362] в Поющих под дождем, обнимался с фонарем, в руке у него был член, и он ссал на асфальт и голосил какую-то трахнутую морскую песенку: «Капитан в своей каюте, ребята, пьет эль и коньяк! Моряки в борделе, где все девки готовы дать! Держим туда путь, и оттащим Джо!»

Существовавший порядок, который Фрэнк и Терри пытались поддержать последние несколько хаотичных дней, рухнул. Это был, как он предполагал, дикий вариант траура. Все может либо утихнуть, либо привести к всемирному катаклизму. Кто знает?

Вот где ты должен быть, Фрэнк, сказала Элейн.

— Нет, — сказал ей он.

Он припарковался за своим офисом. Каждый день он находил полчаса, чтобы приехать сюда. Он кормил бродячих собак, сидящих в своих клетках, и оставлял миску Алпо[363] для одного особого животного — его офисной собаки. Каждый раз, когда он приходил к клеткам, его ждал беспорядок, сплошная дрожь, скуление и вой, потому что он обычно мог провести с ними только полчаса в день, а из восьми животных, вероятно, только пара когда-либо была приучена к дому.

Он подумывал вывести их из клеток и переместить во двор. Если с ним что-то случится, они почти наверняка умрут от голода; вряд ли добрый самаритянин придет и позаботится о них. Возможность попросту их отпустить не приходила ему в голову. Ты не мог выпустить на улицу дикое животное.

Фантастическая картина пришла в голову Фрэнка: на следующий день он приходит сюда вместе с Наной и она помогает ему с кормлением и выгулом. Ей всегда нравилось это делать. Он знал, что ей понравится его офисная собака, заспанный кокер, безумная помесь с биглем.[364] Она припадает головой к его лапам, как обычно ребенок наваливается на парту, вынужденный слушать нескончаемую лекцию на дополнительных школьных уроках. Элейн не любила собак, но как бы там ни было, это уже не имело значения. Так или иначе, он и Элейн расходятся, и если Нана хочет иметь собаку, она может остаться с Фрэнком.

Фрэнк выгулял их, ведя на поводках по трое. Когда он закончил, то написал записку — ПОЖАЛУЙСТА, ПРОВЕРЯЙТЕ ЖИВОТНЫХ. УБЕДИТЕСЬ, ЧТО У НИХ ЕСТЬ ЕДА И ВОДА. ПОДХОД К СЕРО-БЕЛОМУ ПИТБУЛЮ В № 7 ТРЕБУЕТ ЧРЕЗВЫЧАЙНОЙ ОСТОРОЖНОСТИ. Пожалуйста, ничего не крадите, это правительственный офис — и прикрепил её к внешней двери с помощью скотча. Он пару минут гладил за ушами офисного пса.

— Посмотри на себя, — приговаривал он. — Просто посмотри на себя.

Когда он вернулся к своему пикапу и направился обратно к блокпосту, банковские часы показывали 1:11. В четыре тридцать он начал подготовку к нападению. Рассвет наступал через два часа.

7

За спортивной площадкой, у дальней стороны тюремного забора, двое мужчин с банданами над ртом с помощью огнетушителей пытались сбить пламя с горящих шин. Спрей огнетушителя светился фосфоресцентным светом в приборе ночного видения, а силуэты мужчин были желтыми. Билли Веттермор не узнал того, кто побольше, но того, кто поменьше, он узнал очень даже хорошо.

— Вот то говно в соломенной шляпе — это чиновник Миллер. Берт Миллер — сказал Билли Уилли Берку. Тут была личная ироничная история. Во время учебы в Дулингской старшей школе, Билли Веттермор, входящий в Национальное Общество Почета,[365] проходил стажировку в канцелярии данного чиновника. Там он был вынужден молча мириться с часто выражаемыми вслух мыслями Берта Миллера о гомосексуализме.

— Это мутация, — пояснил чиновник Миллер, и он мечтает это остановить. — Если бы мы могли стереть всех геев в одно мгновение, Билли, возможно, мы могли бы удержать данную мутацию от распространения, но, как бы нам не хотелось в этом признаваться, они же тоже люди, не так ли?

Многое произошло за прошедшее плюс-минус десятилетие. Билли был упрямым деревенским пареньком, и когда бросил колледж, то вернулся в свой родной город Аппалачи, невзирая на политику. Здесь его предпочтение мужчинам, казалось, было у всех на устах. Шло второе десятилетие двадцать первого века, и хотя такое к нему отношение очень раздражало Билли, он этого не показывал, потому что подобным поведением он дал бы людям то, чего они не заслуживали.

Между тем, мысль о том, чтобы положить пулю в грязь прямо перед Бертом Миллером и заставить его наложить большое старое фанатичное дерьмо в штаны была чрезвычайно заманчивой.

— Я собираюсь выстрелить перед ним, отогнать его из наших шин, Уилли.

— Нет. — Это исходило не от Уилли Берка, а из-за его спины.

Норкросс материализовался из приоткрытой двери в задней части тюрьмы. В темноте его лица почти не было видно, только блеск на ободках его очков.

— Нет? — Сказал Билли.