Спящие красавицы

— Но, возможно, вопрос будущих поколений спорный. — Он поднял палец. — История подсказывает крайне неудобное представление о человеческой природе, друзья мои, которое может объяснить, почему, как этот джентльмен здесь так страстно прояснил, женщины движутся дальше. Неуклюже сформулированная идея такова: женщины более здравомыслящие, а мужчины более безумные.

— Чушь! — Воскликнул кто-то. — Гребаное дерьмо!

Хоуленда это не смутило; он улыбнулся.

— Правда? А кто создает мотоциклетные банды? Мужики. Кто состоит в бандах, превративших районы Чикаго и Детройта в зоны бесконтрольного применения оружия? Мужики. Кто у власти, кто начинает войны и кто те, кто — за исключением нескольких женщин — пилотов вертолетов и прочих — сражаются в этих войнах? Мужики. О, а кто страдает в качестве сопутствующего ущерба? В основном, женщины и дети.

— Да, а кто виляет бедрами, подстрекая их? — Закричал Дон Петерс. Его лицо было красным. Вены вздулись по бокам шеи. — А кто же, блядь, дергает за ниточки, мистер Умник Интеллектуал?

Раздался всплеск аплодисментов. Микаэла подкатила глаза и открыла рот. Полная метамфетамина, резко поднявшего кровяное давление, она чувствовала, что может говорить без остановки, возможно, часов шесть, по длине пуританской проповеди. Но прежде чем она смогла начать, Хоуленд продолжил.

— Если рассмотреть получше, сэр, говорю от имени истинного интеллектуала, убеждение, что это мужчины двигают прогресс вперед, выражают, как правило, люди с определенным чувством неполноценности, но когда дело доходит до более детальных…

Дон начал подниматься.

— Кого ты называешь неполноценным, придурок?

Фрэнк потянул его вниз, желая удержать при себе. Если Фриц Машаум действительно что-то разнюхал, ему нужно будет поговорить об этом с Доном Петерсом. Потому что он был уверен, что Дон работал в тюрьме.

— Отпусти меня, — усмехнулся Дон.

Фрэнк поднял руку до подмышки Дона и сжал.

— Тебе нужно успокоиться. — Дон поморщился, но больше ничего не сказал.

— Вот интересный факт, — продолжил Хоуленд. — Во второй половине девятнадцатого века — время самой активной добычи полезных ископаемых, в том числе и здесь, в Аппалачах, — были такие работники, которые назывались кули. Нет, не те китайские батраки; это были молодые люди, иногда двенадцатилетние мальчики, чья работа заключалась в том, чтобы стоять рядом с техникой, которая была склонна к перегреву. У кули была бочка воды, или шланг, если рядом был источник. Их задачей было лить воду на ремень и поршни, чтобы держать их холодными. Отсюда и название: кули. Я хотел бы заявить, что женщины исторически выполняли одну и ту же функцию, удерживали мужчин — по крайней мере, когда это возможно — от их самых ужасных поступков.

Он посмотрел на своих слушателей. Улыбка покинула его лицо.

— Но теперь кажется, кули ушли или уходят. Сколько пройдет времени до того, как мужчины — которые скоро станут единственным полом — нападут друг на друга со всеми своими пушками, бомбами и ядерным оружием? Как скоро машина перегреется и взорвется?

Фрэнк услышал достаточно. Он думал не о туманном будущем всего человечества. Если его можно было спасти, то это было бы побочным эффектом. Он думал о Нане. Он хотел поцеловать ее милое лицо и извиниться за порчу любимой футболки. Сказать ей, что он больше никогда этого не сделает. Но он не мог этого сделать, пока она не проснется.

— Пойдем, — сказал он Дону. — Выйдем. Я хочу с тобой поговорить.

— О чем? — Фрэнк наклонился близко к уху Петерса. — Действительно ли в тюрьме есть женщина, которая может спать, не заворачиваясь в паутину, а затем просыпаться?

Дон оглянулся по сторонам и еще раз внимательно посмотрел на Фрэнка.

— Эй, ты ведь городской собаколов на собак, не так ли?

— Все так. — Хотя Фрэнк и думал, что собаколов это дерьмовая кличка. — А ты — Дон, который работает в тюрьме.

— Да, — сказал Дон. — Это я. Давай поговорим.

8

Клинт и Лила вышли на заднее крыльцо, верхний свет превращал их в актеров на сцене. Они смотрели на бассейн, где Антон Дубчек отдраивал мертвых жуков меньше, чем двадцать четыре часа назад. Клинт задался вопросом, где сейчас Антон. Спит, скорее всего, а может быть, и нет. Может быть, лежит и мечтает о страждущих молодых женщинах, а не готовится к неприятному разговору с женой. Если это так, то Клинт ему завидовал.

— Расскажи мне о Шейле Норкросс, дорогая. Девушке, которую ты видела на баскетбольном матче.

Лила взглянула на него с уродливой улыбкой, на которую, подумал он, раньше она была неспособна. Она обнажила все ее зубы. Над улыбкой, ее глаза — глубоко запавшие в глазницы, с темно-коричневыми кругами под ними — сверкали.

— Как будто ты не знаешь. Дорогой.