Спящие пробудитесь

Султан Баркук не затруднился извлечь скрытый в речи Муваффаки практический смысл. Хлопнул в ладоши. Явился слуга с подносом, на котором горкой лежали серебряные монеты, и по знаку повелителя осыпал ими астролога. Звездочет кинулся собирать серебро с предельно возможной для его возраста поспешностью, не столько из скаредности, коей он славился, сколько из стремления показать, как дорожит он султанской милостью.

— Извечный ход звезд обнаруживает могущество Создателя, — сказал Бедреддин в ответ на речь звездочета.

Шейх Ахлати уловил в его словах не просто благочестивую ссылку на Аллаха, обычную в устах улема, удостоившегося похвалы, но и некоторую иронию над пророчеством астролога.

— О, если бы в людских делах располагали мы столь непреложным и точным доказательством истинности! — отозвался он.

— Неужто вы не считаете таковым ниспосланный правоверным Коран? — ужаснулся Мюбарекшах. — Ведь там в суре семнадцатой в стихе девятом начертано: «Поистине этот Коран ведет к тому, что прямее, и возвещает весть верующим».

— Позвольте ответить словами Руми: «Не вся наука божия в Коране. Ежели б аптекарь дал кому-либо свиток лекарств, а тот решил бы, что это вся аптека, то проявил бы по меньшей мере недальновидность». Будь иначе, разве потребны были авторитеты правоведов, их толкования и разъяснения?

— Но ведь и ход звезд тоже нуждается в своих чтецах и толкователях? — вмешался Бедреддин. — Досточтимый шейх Ахлати составил том комментариев и к откровениям любимого им Джеляледдина Руми, хотя, казалось бы, постигнутое чувством, добытое вдохновением комментариев не требует. Впрочем, я в этом смыслю мало, ибо, как известно, не принадлежу к почитателям Руми.

— Известно, — ответил шейх с улыбкой, будто не замечая насмешки в словах Бедреддина. — Вы полагаете, что знание добывается и проверяется только с помощью логики, и уж, во всяком случае, никак не чувством, а тем более исступлением…

— Совершенно справедливо. Насколько мне известно, чувства мешают мыслить, а исступление и вовсе лишает человека такой возможности.

— Смотря по тому, вы управляете чувством или оно вами.

— Если чувство и поддается управлению, то опять же с помощью воли и логики. Стоит ли тратить время на его подавление вместо приумножения знаний?

— Наш путь не трата и подавление, а приумножение и развитие. Не вопреки, а при помощи чувства, и если хотите, исступления.

— Но исступление подобно опьянению — человек выходит из себя, не управляет собой, теряет себя…

— Наша цель в том и состоит, чтобы, выйдя из себя, не потерять, а обрести себя заново. Постичь Истину не разумом только, а всем существом, слившись с нею…

— Я полагал до сей поры, что путь постижения Истины есть путь науки, а не чувства и исступления…

— Позвольте спросить, достопочтенный факих Бедреддин Махмуд, не случалось ли вам, когда ваш разум занят решением какого-либо вопроса, забывать о сне, о еде?

— Случалось, конечно, высокочтимый шейх. Мой друг Мюэйед постоянно пенял мне: как можно-де что-либо постичь на пустой живот?!

— А когда вы наедались, не приходилось ли вам замечать, что движение мысли замедлилось?

— Приходилось, мой шейх.

— Видимо, я не сумел толком объяснить: наш путь познания Истины не отвергает разума. Напротив, мы берем его за основу. Если и отталкиваемся от него, то как птица отталкивается от земли для полета.

Шейх умолк. Он видел: Бедреддин задет за живое, задумался.

Султан Баркук довольно потирал руки. Переводил взгляд с одного на другого. Горделиво посматривал на Ибн Халдуна, будто спрашивал: «Видали?» Словно не ученые вели перед ним спор, а скакуны султанской конюшни соревновались в резвости.

Бедреддин и впрямь был озадачен. Знал, что Хюсайн Ахлати славен своими познаниями среди алхимиков и лекарей, но все же не ожидал увидеть перед собой просвещенного человека. Думал, под тонким лаком образованности неизбежно проглянет невежественный, исступленный фанатизм. Воистину предубеждение — мать заблуждений…

Угадал его мысли шейх Ахлати.

— Я ведь немало прошел по вашему пути, — сказал он. — Драгоценных жемчужин знания сподобился. Ведомо мне, к примеру, что чем сильней трудится тот или иной орган тела, тем большего притока крови требует он. Оттого набитый желудок и ослабляет работу головы. Да только ли это! Понял я и другое: на вашем пути не достичь мне вершин, которые легко одолели вы, досточтимый кадий, и вы, возлюбленный наставник наследника.

Он поклонился Ибн Халдуну и Бедреддину.

— Помилуйте, мой шейх!

— Не нуждаетесь вы в моей милости, ибо я всего лишь высказал правду. Я вернулся на свой прежний путь. Для вас астролябией Истины служит сомнение, для нас — вера. Вами движет польза, нами — любовь…

— Разве стремление принести пользу людям можно отделить от любви к ним?