В один из дней вспомнила фрагмент из замечательного времени — детства. Когда мама уезжала в командировку, Вика оставалась с отцом, который разрешал гулять до одиннадцати, половину ночи проводить с Дашей, не есть, не ходить в школу, не делать уроки, не мыть посуду, спать хоть круглыми сутками. В одну из таких маминых командировок, когда сонная одноклассница побрела домой, Вика пришла пожелать папе добрых снов. Но отец спать даже не собирался. Он сидел за кухонным столом над листком бумаги, ручку нервно теребил в руках. Папа иногда писал в «Вечерний Соминск» статьи на злободневные темы. Несколько раз их, после редакторской правки, даже публиковали. Но Вика никогда не видела, чтоб он сидел перед пустым листком с таким грустным и одновременно решительным видом.
— Спокойной ночи, пап, — сказала Вика.
— Спокойной, доченька, — отец не отрывал взгляд от бумаги.
— А ты еще… — зевнула Вика. — Долго?
— Пока не напишу, — указал папа на листок, будто там была статья, и оставалось лишь несколько завершающих штрихов.
— А ты завтра на работу не идешь? — поглядела на время Вика.
— Иду. Просто надо закончить статью. Надо сделать шаг…
Вика несколько секунд раздумывала, а затем спросила:
— Какой шаг?
— Понимаешь, доченька, — отец положил ручку на стол, размял руки. — Если ты не делаешь шаг вперед, то ты делаешь шаг назад. Если стоишь на месте, то делаешь шаг назад, потому что кто-то сделает шаг вперед, и ты все равно окажешься сзади. Если я сейчас не напишу статью, то завтра ее напишет кто-нибудь другой…
Вика невидящим взором глядела в забор за окном.
«Если ты не делаешь шаг вперед, то ты делаешь шаг назад» — прозвучал в голове отцовский голос.
С того вечера принялась накачивать все мышцы, до которых могла «дотянуться» без специальных тренажеров и гантель. Частично их заменила кровать, да крюк из потолка. Тумбочку тоже попыталась приспособить, но та ежесекундно норовила развалиться по частям.
При дневном свете Вика по-прежнему глядела в стены и проживала жизнь вторично. Как-то вспомнила лицо спящей, которая пыталась вырваться из спецхрана, и поняла насколько жутко очнуться среди трупов; вспомнила женщину с параноидальной мыслью, что ее туда засунул муж, и живо представила, как спящая тряслась за квартиру — единственное, что имела в этой жизни; вспомнила мужчину, который пытался деньги дать за освобождение — Вика бы все отдала, что имела, да еще и кредит на кругленькую сумму взяла; вспомнила великана умершего в кипятке — единственный спящий, чьи действия не могла понять.
Раньше.
Вика много раз думала, а как мать? Могла ли поверить каким-то незнакомцам, что единственная дочь умерла? Миллион раз представляла себя матерью. Как бы поступила, приди какие-то люди с известием, что дочери больше нет? Не поверила бы, а дальше… Ходила бы, добивалась чтоб вернули дочь? Плакала и твердила молитву всех несчастных матерей: «Господи возьми меня и отдай моего ребенка»?
У Вики сердце сжималось, когда она представляла мать. Частенько она стала за собой замечать необоснованную злость. Ничего лучше, как выплескивать ее на стену через кулаки не придумала. Конечно, руки болели, но злость отступала, а с ней пропадало щемящее чувство брошенности и никомуненужности.
Оставались лишь кровавые костяшки да невыносимая боль, однако раны быстро заживали…
Почему-то.
Много раз Вика вспоминала время, когда жила с Русланом. Как вечерами, лежали на диване, мечтали о будущем, целовались, решали, сколько детей будут заводить. Эти воспоминания неизменно доводили до слез. Казались кадрами чьей-то чужой, счастливой жизни.
Но слезы не текли, и в душе вскипала злость.
«Почему я? — ежедневно задумывалась она. — Что я сделала? Чем заслужила?».
Дверь открылась, когда Вика очередной раз срывала злость на стене.
— Опять? — обернулась она.
Всегда приходили два охранника, из чего бывшая сотрудница дома мертвых заключила, что они единственные, а не как в спецхране. Она много раз задумывалась над тем, чтоб выбраться. Но сколько не примеривалась к двери, ни выбить, ни открыть не получилось. Оставалось лишь напасть на охранников. Но эти двое были тоже парни не промах: всегда входили с электрошокерами наизготовку, в кобуре по пистолету, а рельефы мускул не скрывала даже просторная синяя форма.
На этот раз Вика не успела выпустить всю злость.
— Надевай.
Один из охранников кинул ей в ноги маску. Кусок кожи без каких-либо прорезей. Он натягивался на голову, а на шее плотно застегивался. После на Вику надевали наручники и вели.
Она подняла маску.
— Надевай, — погрозил электрошокером охранник.
Вика поглядела на маску, а затем кинула ему в лицо. Увернувшись от электрошокера, основанием ладони ударила в нижнюю часть груди. Охранник предпринял попытку ответить, но спящая ударила ему коленом между ног.
В следующую секунду сильный разряд сковал мышцы.