Спящий БОГ 018

С переводом статичной Вселенной в динамичную максимум формально преодолен. Но фактически нет. За время доминирования материализма в голове выросла клетка. Нам комфортно мыслить мир так, как в средние века — некое замкнутое пространство, внутри которого мы живем, а вокруг… Мы не хотим думать, что вокруг. Мы фантазируем, что внутри. Тем более, наше «внутри» большое, и мы можем городить там разные теории.

Мы полагаем предельным масштабом теорию глобальной мульти-вселенной — бесконечно много Вселенных. Это значит, где-то есть такой же мир, как наш. И там точно так же есть такой же я, который сейчас печатает этот текст, и такой же вы, который читает его. И таких миров бесконечно много.

Творцы подобных теорий гордятся таким масштабом, видя в нем торжество свободы мысли. Но гордиться особо нечем, ибо еще в V век до нашей эры Анаксагор учил: «есть города, населённые людьми, обработанные поля, и светит солнце, луна и другие звёзды, как у нас». Правда, он не дошел до идеи, что раз Вселенных бесконечное множество, из этого можно заключить, что человек всегда живет, только в разных Вселенных в разное время и в бесконечном множестве. Можно сказать, что мы бессмертны.

Но если вырваться за границы привычного способа мышления на уровень «существования» и «не существования как причины существования», все теории про бесконечные Вселенные теряют величие и кажутся формочками в детской песочнице. Это не шаг к корням, а растекание вширь — бессмысленное и бесперспективное.

Вчера разница между наукой и религией была глобальной — на уровне понимания мира. Сегодня она сводится к двум вещам. Первое различие несущественное и смешное. Наука и религия спорят, как правильно называть бытие, бывшее до Большого взрыва.

Религия продолжает его называть, как всегда называла, — Богом. Наука находит термин архаичным и предлагает называть его сингулярностью, квантовой флуктуацией вакуума и прочее. Спор больше похож не на философский, а на филологический. 

Не важно, как называть то, что было до рождения Вселенной. Каждый может называть, как ему комфортнее. Здесь как с горшком: как ни называй, он от этого не перестанет быть горшком. То же самое и с причиной нашего бытия: как ее ни называй, на ее наличие это никак не влияет. Важно, что отрицать причину не получается.

Второе различие науки и религии такое же несущественное и тоже смешное. Но глупо в нем уже выглядит религия. Наука утверждает, что причина Вселенной непознаваема. Религия разделяет эту позицию в апофатической теологии, признавая, что Бог в принципе непознаваем. Бог не то, и не другое, и не что-либо из возможного.

Но на теологию напирает богословие, требуя совместить непознаваемость Бога с суевериями простонародья — дать ему зримые образы и известные качества. Бог должен быть добрый, хороший, любящий и т. п. Решает эту задачу катафатическое богословие. Оно утверждает, что Бога вполне себе можно познать, и начинает выводить заказанные качества через отрицание. Например, если про Бога ничего нельзя сказать, значит, нельзя сказать, что он злой. А если нельзя сказать, что злой, значит, Бог добрый.

Правда, по этой логике получается и обратное: если про Бога нельзя ничего сказать, то нельзя сказать, что он добрый. А если нельзя сказать, что Бог добрый, значит, он злой. Но, по понятным причинам, второй вариант богословы игнорируют.

На выходе получается Бог по заказу: добрый, всевидящий, милостивый и прочее. А что людей пилами и молотилами или в аду держит вечно и прочие садистские поступки, которые, ну хоть ты тресни, никак не вяжутся с добротой и любовью, на это у верующих принято или глаза закрывать, или говорить о непостижимости божественной любви.

Абсурдом это сильно попахивает. Но так как игнорировать информацию про любовь невозможно, она в Библии, массе начинают культивировать мнение, что Бог из Ветхого Завета, про которого в Бытии написано, как он все сотворил за семь дней, и кого Христос своим Отцом небесным называл, а апостолы считали Богом, — это какой-то другой Бог, еврейский. А вот наш Бог, христианский, добрый и не имеет отношения к евреям.

А что Христос, как минимум, по матери еврей, что все апостолы на 100 % евреи, что для всех христиан величайший праздник — совершение над Христом иудейского обряда, обрезания, все эти моменты тихо игнорируются, чтобы не смущать сообщество Акулин.

Любое определение Бога есть его ограничение. Назвать Бога добрым — ограничить его рамками добра. Назвать Бога злым — тот же эффект. Любые рамки не стыкуются с понятием бесконечности и всемогущества. Это выше добра, зла и любых иных границ. Но заглянуть по ту сторону добра и зла, как это пытался сделать Ницше, не получается.

Никакие определения Бога не лезут ни в какие логические ворота. Но у массы нет забора, и соответственно, ворот. Поэтому в нее влезают нужные власти представления о Боге и легко возводятся в статус божественной истины. И на этом жирная точка.