Спящий варвар

хоботок железный,

извивается вампир:

– сколько вам, любезный?

Жаль природные дары

стерегут лишь комары.

Я бы пил,

да можно спиться.

Я бы спал, – увы,

не спится.

Мне бы кинуться закинуться,

но досрочно не откинуться.

Мне бы броситься отброситься,

но душа

в пенаты просится.

Врывается то и дело

в контейнер-тело,

пугая глазами,

наполненными миражами.

– К Президенту? На приём?

Не в чем.

И потом, о чём?

– Не каждый не может (подумай!)

«быть»

активированным Членом

блабладарственной Думы.

– Членом?!

Ответ соответственно нет.

Предпочитаю

«не быть»

органом оргазма,

миазменного маразма.

Пока в согласии

с головою

(органом не столь активным,

но менее интимным).

Звёзды не падают,

а возвращаются

туда,

где рождаются.

И цветут в соцветиях,

а не в созвездиях, скопом, -

как видится из телескопов.

Ветхое фортепиано

предпочитает piano,

а не forte-музон,

вздыбленный как газон.

– Ученичёк!

Покаж дневничёк. Пятёрки за что?

За незнание?

Похвальное оправдание.

Из небесной канцелярии. Справка.

Внесена поправка

в уложение «О размножении»:

Совокупляться впредь -

будете в муках.

Рожать – в наслаждении.

Законодатель: Создатель.

Судьба навестила.

Устало спросила, -

всё истязаешься?

Ой, нарываешься.

Ладошки,

нежные и горячие,

щенками незрячими

заёрзали по лицу.

Дети, -

дайте поспать отцу!

Обычно к концу

снится, что спится.

Но

что там валяется…

мёртвою птицей?

ПЕРЕБОР

Ватные ноги -

стыдятся дороги.

Нежные руки -

боятся разлуки.

Голое тело режет глаза.

Стынет

без ножен жало ножа

Беда вальяжно

змеем бумажным

скользит над миром:

Мальчик

мечтает стать банкиром!

Принимают

отделы пропажи,

стариков и детей

как поклажу.

В моде измор.

Сапог сапогу не пара.

Не пойман – значит вор.

В своре свара.

– Как, -

шесть материков?

Тревога!

Семёрка, число Бога.

В морге ор, -

нет тары.

Восьмёрка

на колесе Сансары.

Ухабами жизней

вырваны спицы, -

года и годы,

лики и лица…

Жизнь или смерть?

Игра или спор?

Всё одно, -

Пе-ре-бор!

суДОРОГИ ДУХА

Крик немой разорвал на пупке

Плоть тяжёлого пыльного неба.

Белый камень в плетёной руке

Стал краюхою чёрного хлеба.

На базаре старушки, крестясь,

Продают свои девичьи грёзы.

И не всходят без боли стихи,

И тошнит от рифмованной прозы.

Великая битва была в океане.

Усыпана суша ещё не сухими цветными

костяшками раковин.

Серебряными доспехами поблёскивают на берегу

тела мелких рыбин и крупных рыбёшек.

Как измерить величие не говорящих?

Они лежат на боку, – значит мертвы.

Они захлебнулись воздухом, исследуя сушу.

Или так их хоронят?

Не считанные никем, лежат все как один, -

поодиночке. Потому что не в ряд, не касаясь друг

друга, и в разные стороны головами.

Хотя, возможно, не голова считается органом

главным у рыб.

Совсем, как не у людей.

Не у всех, иногда и при жизни.

Я видел, как говорящих ртами, ходящих на двух

опорах, – мужчин и женщин, стариков и детей, -

словом, людей, – живущих на верхе земли, после их

смерти закапывают под землю, лицом вверх.

Может, живущих в воде, после их жизни выносят

могильщики-крабы на сушу, и на бок кладут?

Не знаю про жизнь многих рыб ничего,

к роме посмертных названий в меню.

Знаю чуть больше зато про людей, хоть и не ел их,

живя с каннибалами.

Людей выносят из жизни не головой назад,

а ногами вперед.

Наверное, ноги считаются органом главным

у мертвых людей.

Празднует тризну процессия в белом.

Это чайки. Чтобы летать, хоронят они в своём

брюхе останки существ, дышащих глубиной.

Или летают, чтобы кого-то в небе похоронить

Чтобы ответить на голый вопрос, нужно ответить

на предыдущий, – рождаемый сразу после него.

Чайки живут на земле, на воде или в небе?'

Вдоль берега, от моей тени до горизонта, не сгустки

крови на белом как сахар солёном песке.

Это фрагменты тел красных кораллов.

Каменные у них тела. Мягкие.

Оборачиваюсь.

Рифмы разбились о рифы и прозою стали.

Пятнами темного мха небрежно обрызганы скалы.

Только мои следы на песке,

как следы уцелевшего воина.

Великая битва была в океане.

Кто воевал?

ПРЕЛЫЕ МЫСЛИ

Сто жар-птиц со щенячьим восторгом клюют

отощавшие за зиму бледные тучи.

Домочадцы сгребли в живописные тучные кучи

мои прелые мысли, -

наводя во дворе муравьиный уют.

Забреду в океан, закатав рукава и штанины,

мимо жирных медуз, мимо тины-рутины.

Простирнув Мировом всю слащавую пресную сушу…

о молитвой, увы, не припудрить истлевшую душу.

Но, увы, уходя, – никуда не прийти,

Без Любви,

Без Мечты,

Без Пути…

ДЕНЬ ВОСЬМОЙ

Днём и ночью кота на цепи

Стерегут медалисты-собаки,

Выдавая права только тем,

Кто усвоил запретные знаки.

Награждаются тени телами,

Так становятся тексты звуками.

Нарекаются бесы богами,

Так становятся звуки муками.

От теории страхов Селье,

Спит старуха в ажурном белье.

И четырнадцать женщине лет

Стукнет в обед.

По праву – направо, по блату – налево.

Жаль, не пьют комары пиво.

Женщина без мужчины, – дева.

Мужчина без женщины, – диво.

Гружённые дымом подводы,

Усталые талые воды,

И честный, священный обман,

Как розовый жирный туман.

Нет в столице светящихся лиц,

Нет в деревне нудистских пляжей…

Мною писано, в «День восьмой»,

Белой сажей.

Спи, заевшая нота шарманки, -

Спать – не знать.

Ты приснись мне похожей на маму, -

Божья Мать.

НАСТРОЕНИЕ № ВЕЧНОСТЬ

Зелёный ветер заблудился в бороде

И радуга клубком у ног свернулась.