Спят курганы темные

Значит, не со своего телефона, подумала я. Ведь на звонки с незнакомых аппаратов я перестала отвечать – как только я уехала из Мариуполя, мне начали названивать «навозы», расписывать в красках, что будет со мной и моим «крысенышом», как только они «наложат на меня лапы». Во второй раз я дослушала до конца, чтобы понять, что они от меня хотят – оказалось, что мой «долг» перед ними вырос в десять раз, и, если я вернусь и его выплачу, меня «простят». С тех пор я перестала отвечать на звонки с незнакомых номеров – сначала только с украинских. Но потом мне начали звонить и с российских, и литовских, и немецких, и американских. Мне помогли в Донецке заблокировать все звонки не от нужных мне контактов. А Оля, наверное, звонила не со своего телефона и точно так же не смогла дозвониться.

– Понятно… Но ты мне так и не ответил, почему ты еще здесь.

– Не ругайте пацана, товарищ доктор, – сказал добродушно человек в форме. – Знали бы, какой он герой… если бы не он, то вряд ли бы ваша Ольга осталась в живых, и остальные тоже. Сынишку вашего даже к награде представили.

Гордость за ребенка – это хорошо, но я все-таки мать. Поэтому, покачав головой, я сказала:

– Молодец, Славка, но все-таки тебе не место на передовой. Я через неделю или две вернусь в Донецк, поедешь со мной. Там и школы открыты, и живу я в районе, где не стреляют.

– Ну, мам!

– Не мамкай мне. Узнай пока, где мы с тобой будем жить, и снеси мои вещи туда, а я в больницу.

Слава, повесив голову, пошел заниматься тем, что я сказала, а я узнала про свой кабинет и операционную, и только пошла переодеваться – первые операции должны были вот-вот начаться – как услышала до боли знакомый голос.

– Ну, в общем, сестричка, идем мы с Игорем по лесополосе, и тут…

Я вбежала в палату и закричала:

– Орест!

Это действительно был он, и он совсем не обиделся, что я помешала ему кадрить какую-то медсестру, и раскрыл мне объятия; та, впрочем, посмотрела на меня исподлобья, как на злейшего врага. Но я лишь улыбнулась ей и сказала:

– Не бойся, дорогая, это всего лишь лучший друг мужа.

Не присовокупив «покойного мужа». Но Орест лишь обнял меня крепко, а потом сказал:

– Анечка, привет! Эх, Игорь со вчерашнего дня на фронте. А я вот жду выписки. Не хотят, редиски, выписывать, говорят, рана может открыться.

– Игорь? Он жив? – И я расплакалась.

– Еще как. Это он ведь меня на руках вынес. Как в анекдоте про чукчу, в третий раз уже. Ему сейчас не позвонишь, но, если попросишь вот этих мучительниц в белых халатах меня отпустить, сегодня же доложу ему, что ты здесь.

– Осмотрю тебя и, если ничего страшного не найду, выпишу. А если нет, то не нуди. И не балуй – знаю я тебя. Но ты – и у нас в ополчении? Как такое может быть?

– Началось все с того, что Игоря после того, как он потерял сознание от пыток, «навозы» приняли за мертвого и отвезли к крематорию. А он очнулся и сумел оттуда выбраться – и нашел дорогу к моему дому. Помнишь, на окраине, у кладбища. Я его подлечил, как мог, да и приятель мой зашел, он настоящий доктор, а не санинструктор, как я. А после того, что эти сволочи с ним сделали, неужто ты думаешь, что я смог бы за них воевать? Или даже сидеть и долдонить: «моя хата с краю»? Ну уж нет. Пришлось признать ошибки молодости и вместе с ним переходить Донецкий кряж. А ты какими судьбами здесь?

– Услышала, что здесь идут бои и нужны врачи, и договорилась, что поеду с командой в эти края – в Донецке сейчас относительно тихо, хоть и там то и дело привозят раненых – и ополченцев, и гражданских. А еще я подумала, что помогу уехать Оле и Славке. Ехали ночью – по дороге наше сопровождение даже захватило каких-то ряженых сволочей, которые грабили машины под видом блокпоста.

– Тю-ю! А кто они?

– Укроправительство распорядилось выпустить из тюрем уголовников и отправить их на фронт, в «добровольческие батальоны» типа «Торнадо» и другие. Эти мазурики сделали ноги из «Торнадо» после первого же боя, прихватив оружие, и отправились на хутор под Зугрэсом, где у одного остался дом, в котором ранее проживала тетка. Вот они и придумали такой метод обогащения. Врут, что не убивали и не насиловали… Их мы передали милиции в Зугрэсе, но и задержались в пути, потому и приехали не в два-три часа ночи, как обещали, а только сейчас.

– Боевая ты баба, Анечка!

– Я-то что… мы сидели спокойно в машине и ждали, чем дело закончится. А вот ребята молодцы. Ладно, что ты мне зубы заговариваешь, покажи лучше, где тебя ранило.

Рана, я сразу увидела, была не слишком опасной, и обработали ее грамотно – вот только стежки надо будет рано или поздно снимать. Я на секунду задумалась, а потом выдала:

– Значит, так. Как зовут твоего лечащего врача?

– Доктор Богданова. Елизавета Юрьевна.

– Так я ее знаю. Тоже работала у нас в Марике. Хороший врач. В обычное время я бы согласилась с ней, что тебе нужно еще полежать. Но тут я готова попробовать ее уговорить, но с условием, что через трое суток ты вернешься – нужно будет удалить стежки. Или в крайнем случае через четыре дня. И, если хоть что-нибудь у тебя заболит, ты тут же пулей обратно к нам в больницу.