Спят усталые игрушки

Первым делом Николай прекратил давать ей всевозможные препараты, отменил ледяные обливания, велел хорошо питаться, долго спать и ничего не делать по дому. В хоромах убиралась сумасшедшая Зинаида, распевавшая без устали божественные песнопения. Целых полгода Николай даже не приближался к девушке. «Процесс создания инфанта» начался три месяца назад.

Николай не учел одного обстоятельства. Искренне верящая в «дело путников» Светлана, лишенная всех лекарственных и гипнотических воздействий, неожиданно прозрела и с ужасом поняла кошмар своего положения.

Света была умна, она понимала: стоит только Николаю догадаться, что происходит у нее в душе, расправа последует незамедлительно. Поэтому девушка усиленно играла роль фанатички, но в душе билась лишь одна мысль – бежать. Но как?

И вот теперь Светлана рассчитывает, что я вывезу ее в Москву. Момент подходящий – Николай с Ниной укатили, а у меня под боком машина.

Но я не спешила помогать девушке.

– Интересное дело, почему это вдруг Николай выбрал тебя да еще посвятил во все тайны?

Светлана посмотрела мне в лицо.

– Из-за молодости, думаю. Остальным бабам уже не родить, старые и больные, тут даже после оргий никто не беременеет. Представляешь, даже не подозревают, чем занимаются, уверены, что молятся! А то, что в тайны меня посвятил… Так разве теперь куда отсюда деться? Даже за забор не выйти, охранник не пустит.

– Как же бежать-то замыслила?

Света засмеялась:

– Николай хитрый, да я тоже не промах. Он, знаешь, что делает? Говорит: «Удаляюсь в келью на неделю, буду голодать и молиться». Ха, я первое время верила. На самом деле – спустится в подвал, запрется, потом через семь дней выходит. Пока его нет, Андрей верховодит, жуткий тип. Потом догадалась – ход там есть тайный наружу. Ключик подобрала и в его отсутствие поинтересовалась. Точно, есть. Так что, хочешь жить, бежим, да поторапливайся. Впрочем, нас не хватятся до его возвращения.

– Куда же ты пойдешь?

– Бабушка у меня есть, живет в Нагорье, никто про нее не знает, она спрячет.

Я разинула от удивления рот.

– Так ты Светлана Балабанова, внучка Марьи Сергеевны? Как же так? Людмила говорила, будто тебя похоронили, карточки, где ты в гробу, старухе показывала! Откуда снимок твоих похорон взялся?

– Боже! – схватилась за голову Света. – Вот дрянь, она одна про бабулю знала. Здесь такой обряд проходят все. Ложатся в домовину и их отпевают, вроде как люди с суетным миром прощаются. Жутко на нервы действует. Потом клеймо в подмышку ставят – и все, назад возврата нет.

Я вздрогнула:

– Больно, наверно!

Света вздохнула:

– Да нет, никаких ощущений. Николай мастер по части всяких микстур. Мне плошку поднесли, и я ничего не помнила, словно и впрямь скончалась. А с Шабановой мы учились вместе, она меня и привела в секту, тварь поганая. Подевалась куда-то, раньше все с Николаем и Нинкой тусовалась, теперь глаз не кажет.

– Людмила умерла, покончила с собой!

– Господи! – ахнула девушка. – Бежим отсюда скорей!

– Погоди, – остановила я ее, – мне на самом-то деле нужно найти маленькую девочку, совсем крошку, лет двух, Верочку. Она где-то тут спрятана.

– Знаю, – ответила Света, – это Надькина племянница, в избе спит, ее недавно из города Николай привез. Надька его будто бы попросила. А зачем тебе?

– Веди в детскую, – приказала я.

Мы снова шагнули во двор и вмиг добрались до «детской». Тот же стол, те же лавки и нары. Только на деревяшках подростки, страшно худые, просто скелеты, обтянутые кожей. Никто из них даже не пошевелился, когда я вытащила из-под грязной тряпки спящую Верочку.

Головка девочки моталась на тоненькой шейке, безвольные руки свисали и покачивались в такт моим шагам. Мы вернулись в теплую, уютную избу Николая, и я стала разглядывать малышку.

Маленькое, буквально с кулачок, личико. Под закрытыми глазами синие, почти черные тени, скулы резко выделяются, жидкие волосы растрепаны, босые ножки покрыты коркой грязи, ручки, больше всего напоминающие веточки, густо усеяны синяками.

– Ее, что, били? – в ужасе поинтересовалась я у Светы.

– А кто их знает, – равнодушно ответила девушка. – Взрослые не тронут, а подростки, может быть, я в детскую избу не хожу. Зачем тебе девчонка?

– Потом объясню, – отмахнулась я, сдергивая со стола большую скатерть, – показывай тайный ход.

Света пошла в глубь избы, я за ней, держа на руках укутанную в импровизированное одеяло Верочку. Ребенок казался невесомым, наш английский мопс Хуч куда тяжелей. И еще беспокоил странный, явно неестественный сон девочки. Ее вынули из кровати, вытащили на воздух, потом снова внесли в жаркую избу, тормошили, заворачивали… Любая другая малышка уже принялась бы оглашать окрестности трубным воплем, но Вера спала, вернее, пребывала в забытьи. Маленький лобик покрывала испарина, ножки безвольно мотались в воздухе.

Мы миновали несколько комнат и оказались на большой просторной кухне. Света отперла кладовку, отогнула край линолеума. Под ним обнаружился люк. Девушка с видимым усилием подняла тяжелую крышку. Внутри сразу зажегся свет, и я увидела железную лестницу, ведущую вниз.