Спят усталые игрушки

Изумленно я вертела камень перед носом. Он горел? Отбросив странную штуковину в мусорную корзинку, я подошла поближе к зеркалу и направила лампу на грудь. Так и есть. Там, где талисман соприкасался с кожей, виднелся явный след ожога. Словно кто-то приложил пониже ключиц тлеющую сигарету. Внезапно вспомнилось неприятное жжение под пуловером, начавшееся тогда, когда Николай принялся расспрашивать о домашних. Оно отрезвило меня и не дало попасть целиком под власть негодяя. А странный удар электрического тока, когда переступала порог комнаты мерзавца. Он твердил мне в спину:

– Когда окажешься за дверью, забудешь все, останется лишь ощущение радости, счастья. Запомни его и знай – без меня никогда более не испытаешь подобных чувств.

После этих слов я шагнула к двери и едва не свалилась от боли. Но ведь ничего не забыла и никакого счастья не ощутила. Наоборот, помню отчетливо, как пакостник выспрашивал про счета, дома и машины…

Внезапно зазвонил телефон. Недоумевая, кто это может быть в такой час, я проговорила:

– Алло.

В ответ – звенящая тишина.

– Говорите, не слышу!

И вновь ни звука, потом понеслись гудки. Наверно, ошиблись номером и не захотели извиняться.

Я вытащила из мусора то, что осталось от талисмана. Ум отказывается верить в подобное, но, похоже, камень непонятным образом раскалился и, прожигая кожу, спас меня от большой беды. Без него я спала бы сейчас на нарах, и домашние никогда не узнали бы, куда подевалась мать.

Положив талисман в комнате на стол, я заползла под пуховое одеяло и с наслаждением вытянула ноги. Ну и приключение! Хорошо хоть жива осталась. А камень? Да нет, просто совпадение: говорят, иногда предметы самовозгораются. Здесь скорей всего именно такой случай. Потому что, если признаю факт колдовства и роль в последних событиях талисмана, то придется уверовать и в действие вонючей ямбы.

Глава 28

Я старалась заснуть, но уставшие ноги гудели и ломило спину. Проворочавшись в бесплодных попытках уютно забыться, я влезла в тапочки и пошлепала на кухню. Там висит аптечка, найду радедорм или валокордин, на худой конец. В доме царил ночной покой. Собаки мирно спали наверху, только верный Хучик, покачиваясь на кривоватых лапках, решил сопроводить меня вниз.

В коридоре первого этажа не горел свет. Обычно между кухней и комнатой Катерины мерцает неяркая сорокаваттная лампочка. Мы стали зажигать ее после того, как один из гостей, пробираясь впотьмах на «пищеблок», ошибся дверью, влез к Кате и перепугал кухарку до смерти.

Я шла, осторожно держась за стенку. Темнота – глаз выколи. В этот момент раздался обиженный визг Хуча. Бедный мопс отчего-то взвыл. Мои пальцы нащупали выключатель, и коридор озарился светом.

Прямо перед моим носом, на расстоянии вытянутой руки стояла Нина Сундукян. У ее ног заливалась плачем собачка. Очевидно, женщина наступила в темноте на несчастное животное.

– Что вы тут делаете? – отчего-то шепотом спросила я, оглядывая поэтессу.

Одета она более чем странно – черные брюки, свитер и какие-то непонятные трикотажные кроссовки. Приглядевшись, поняла, что поверх обуви нежданная гостья натянула шерстяные носки.

– Что вы тут делаете? – повторила я, пятясь задом.

– Тише, тише, – бормотала Нина, вытягивая руки, – не надо нервничать, решила узнать, почему вы покинули деревню, волновалась, не случилось ли чего!

В четыре утра?

– Пойдемте в комнаты, – приговаривала поэтесса.

– Слушайте, – взорвалась я, – да что, в конце концов, происходит? Покиньте немедленно мой дом! Да скажите вашему негодяю и мошеннику Николаю, что не собираюсь принимать участие в оргиях и гипнотических сеансах! Пусть дурит кого угодно, но не меня. А теперь убирайтесь отсюда!

– Зря вы так, Даша, – прозвучал густой, обволакивающий голос.

Из кромешной темноты коридора в робкий круг света ночника вступил Николай. На руках мерзавец держал Верочку. Девочка спала, неудобно откинув назад болтающуюся на тоненькой шейке головку.

На секунду я оторопела. Шабанов быстро взглянул на меня и спросил:

– Чувствуете, как жарко сегодня?

По жилам моментально поползло коварное тепло. Понимая, что сейчас провалюсь в сон, я изо всей мочи заорала дурниной:

– Караул, на помощь, спасите, воры!

В глазах Нины мелькнуло легкое удивление, но потом поэтесса сказала:

– Она блефует, Коля, живет одна!

– Знаю, – отмахнулся Николай и вкрадчиво поинтересовался: – Ноги-то не держат?

Колени подломились, и я села на пол, силы покидали тело с невероятной быстротой. На последнем издыхании я завопила:

– Сюда, убивают!

Послышался топот, лай, к кухне спешили Снап и Банди. Увидав несущихся собак, Николай немедленно выпустил Веру. Девочка упала на ковер и осталась лежать, сонно посапывая. «Отец» вытянул руки и резко приказал:

– Стоять!

Псы словно налетели на невидимую преграду. Секунду они обалдело трясли головами, потом обвалились на задние ноги и жалобно заскулили.

– Стоять! – еще раз приказал Николай – Тубо, место.