Читаем Спичечная фабрика полностью

Спичечная фабрика

Второй. На самом деле Уктус и правда, мордастый. А еще это вопрос не крови, а памяти. Насколько сильно в тебе жива память стоящих за тобой поколений. Вот ты можешь с разгону назвать годы русско-турецкой войны?

Первый. Нет. Могу Первой и Второй мировой.

Второй. Вот. А ведь она была. И там тоже умирали русские, и твои родственники в том числе. Но это, кажется, так давно было, будто и не с нами. И можно без зазрения совести ездить к ним отдыхать, носить футболки с их проклятым турецким флагом в огород. И если бы твоя бабушка не ругалась выражением «турок беспутный», вместо «дурак» или «идиот», так же как ругалась ее мать, а до этого мать ее матери, а я бы не служил на русско-турецкой границе, то можно было бы сказать, что памяти в нашей семье об этой войне нет. Но именно в нашей есть. И я черных терпеть не могу.

Первый. Ну так и до татаро-монгольского ига мы договоримся. Как ты к ним относишься?

Второй. Татары так в нас намешались, что я одно могу сказать: татаро-монголы захватили Русь только потому, что она им очень нравилась. Что Руси, как женщине, должно быть приятно. Но это опять же флер прошедших веков и нашей забывчивости.

Первый. Получается, что любить можно только тот народ, который не претендовал на территорию твоего народа?

Второй. Я тебе, как пограничник, скажу – да. А как дед я тебе скажу: когда ты любишь свой народ и страну, уверен в них, то и в конфликты ты не полезешь. Ни из зависти, ни от жадности. А если ты в конфликты не лезешь, то какая разница как ты к кому относишься. Вот живете вы с Уктусом безмятежно: он знать не знает, что ты его не терпишь, а ты, между прочим, знать не знаешь, что и он не терпит тебя.

Сцена шестая
Хорошая рыба туземцам нужна

Австралия. Небольшая комната в съемном доме для гастарбайтеров, темная, с окошком под самым потолком. Прямо на полу огромный матрас, в углу стул, на котором свалена одежда. Больше ничего не поместилось. Катя сидит на углу матраца и бинтует руку. Входит Себастьян.

Себастьян. Рука?

Катя. Краем мусорного бака порезалась.

Себастьян. Есть новости?

Катя. Нет, я просмотрела все газеты и сайты. Репетитор никому не нужен.

Себастьян. А клининг?

Катя. Тоже.

Себастьян. Это плохо. (Садится на другой край матраса спиной, включает ноутбук.)

Катя(на четвереньках ползет по матрасу к нему). Себастьян?

Себастьян. Да?

Катя(нараспев). Себастья-ан, Себастья-ан…

Себастьян. Что? Что? Что?

Катя. Знаешь, когда я влюбилась в тебя? Когда ты сказал, что тебя зовут СЕБАСТЬЯН. Сначала я любила краба по имени Себастьян из мультика про русалочку и выучила из-за него английский. Потом я любила мальчика по имени Себастьян из сериала «Элен и ребята» и выучила из-за него французский. А потом я встретила тебя и выучила испанский.

Себастьян. Да, ты говорила это.

Катя. Ты не заметил? Я же посадила в горшок цветок. (Показывает горшок с торчащими из него красными листьями.) Его зовут кордилина, у нас такие в школе росли.

Себастьян. Это трава. Она здесь растет везде.

Катя(бодро). Да, я выкопала на улице, прямо с землей. Но все же комнатные растения – это где-то трава. Трава, откуда-то привезенная, издалека. Или даже деревья. Просто они на чужой земле не разрастаются в горшках. Тебе не нравится? Мне очень нравится.

Себастьян. Нормально. Просто в Австралия это крэйзи. На окне это же, это же за окном.

Катя. Ну и пусть будет крэйзи. Что ты смотришь там?

Себастьян. Мы сегодня идем гостить. К мексиканцам. Они хотят рашен пати.

Катя. Ты меня в кокошнике потащишь? И со мной все будут фоткаться, как с обезьянкой?

Себастьян. Я не понял. Обезьянкой?

Катя. Хотя нет, это с тобой как с обезьянкой, а со мной, как со свиньей.

Себастьян. А… Ты ругаешься. Нет, мы будем петь песню на русском. Я ищу для себя транслэйт… Вот. (Включает.)

Голос (из нотубука, поет).

«Хорошую рыбу ты нам подарил.Теперь у туземцев твоих много силДля песен и танцев,Для танцев и песен.Е-е…йе…»

Себастьян (подпевает).