Читаем Спичечная фабрика полностью

Спичечная фабрика

Ульяна Борисовна Гицарева

Оля и Саша нарядные. В руках у них коробка с бантом.

Оля и Саша (поют)

Хэпибе-зда-ай!Хэпибездае ту йу-у!Хэпибездай, Мишаня,Хэпибездае ту йу-у!

Михаил сидит на том же месте.

Саша. Папа! Мы поздравляем тебя с днем рождения! Желаем крепкого здоровья и…

Оля(подсказывает). … и успехов!

Саша. И успехов!

Михаил. В чем, Саня, успехов-то?? В труде, балин? Или в личной жизни??

Оля. Миша… Ну, что ты…

Михаил. И здоровья, конечно!.. Папка-то, Сань, от большого здоровья как этот… Мать его… Емеля на печи дома сидит!!

Оля. Миша, замолчи! Че ты его пугаешь-то? Мы, думаешь, тобой не пуганые?

Саша(громко). Папа, мы тебе тут дарим…

Михаил(не слышит Сашу). Че значит пуганые, я не понял, Оля?? «Аисты черные» мной в Афгане пуганые! Поняла? Ты хоть знаешь, кто такие «черные аисты»??

Оля(с вызовом). Нет.

Михаил. Дура ты! Идиотка! Вообще плевать на меня хотела!!.. Саня, кто такие аисты?

Саша. Это боевики во всем черном и в белой чалме, которые пошли ради мести на войну, а не ради войны. Их надо убивать.

Оля. Миша, ты сдурел? Зачем ему-то это знать? Ребенку девять лет!

Михаил. А что, если сыну не плевать на отца, это плохо? Мало того, что по другим мужикам таскаешься, как шалава последняя, так еще мне своего ребенка не даешь воспитать!.. А может, не своего?

Оля. Хоть заорись. (Уходит.)

Саша. Папа, подарок-то открой.

Михаил. Че там?

Саша. Караоке. Чтобы ты любую песню мог спеть и без гитары.

Михаил(довольно). Ого… ничего вы… потратились…

Эпизод третий

Михаил поет в караоке ту же песню. Оля занимается работой по дому. Саша клеит аппликацию из спичек.

Эпизод четвертый

Михаил поет ту же песню. Квартира пуста.

Михаил. Когда мы шли на зачистку, мы всегда думали одно: господи, пусть мне голову лучше прострелят, чем оторвут руки или ноги. Мне не надо жизни, если я буду покалеченным… И это словами говорить хорошо. А на самом деле… На самом деле мы каждый день прощались с жизнью. Каждый день и каждый из нас на этой пустой войне, где мы не защищали родную землю, как мой дед. Где нас просто кинули неизвестно куда и сказали: «Убивай, это враг». И мы не задавали вопросов. Мы убивали. Были у нас сутки без воды. Мы шли по горам, где укрепления «духов». Я не мог идти. Я за неделю потерял уже килограммов пять, но командир приказал нам идти в самое логово… Мы обстреливали их несколько часов. Моему другу Сашке, который со мной еще со школы, оторвало ноги, а меня только ранило. Когда с «духами» было уже почти все, когда на нас, раненых, но живых! Живых! уже кровь запеклась до черноты, мы увидели вертушки. Прилетела пехота. На помощь. Все в брониках, касках… Как в кино… Я вообще там часто думал про кино… Что когда ты видишь что-то на самом деле страшное, то всегда думаешь: это не со мной, это слишком уж, это ведь как в кино… В касках… Нам даже смешно стало. И Сашка стал хохотать!.. (Плачет.) Я говорю: «Сашка! Друг! Мы ведь живые! Сашка! Наши пришли! Ты чего?» А он отвечает: «Меня сейчас сгребут вместе с тряпьем этим и патронами, и отправят домой. Посылкой. А вот там, на гражданке, где вообще этого всего не знают, я сдохну!» Я ему: «Тебе там не дадут! Мать не даст, Нинка твоя не даст! Я не дам! Ты живой теперь насовсем». А он, знаешь, что ответил? «Мы им не нужны после Афгана, мы мараные». Так и было. С Сашкой мать еще малость повозюкалась, как с дитем, а Нинка-то вот ушла к другому. Никто ее не осудил. Он же безногий. А ведь это предательство! Пре-да-тель-ство! Сашка мне все обещал, что в Иве утопится. Нет, он не утопился. Че как баба-то… Он этих своих порошков от боли напился. И все-таки умер. А я сына в честь него назвал.