Спичка

В другое время Пейджи, может, и рассмеялась бы, но сейчас она слишком нервничала. А вдруг Янк в ней разочаруется? Она имитировала страсть кое с кем из самых блистательных любовников, но Янк был намного умнее и тоньше большинства мужчин. Тем не менее она не считала, что постель станет основной частью их совместной жизни. Возможно, такой башковитый мужик, как Янк, окажется далеко не самым толковым в мире любовником, что ее вполне бы устроило. Ей уже доводилось попадать в объятия величайших маэстро подобного рода, и это вовсе не было так уж великолепно.

Более всего ей нравилось с ним обниматься — это было так тепло и уютно. Обниматься и еще готовить еду. Ей хотелось наполнить его тщедушное тело своей великолепной стряпней. Вскармливать его детишек своей щедрой грудью. Ни с того ни с сего на глаза навернулись слезы.

Пейджи стояла к Янку спиной, но оказалось, что он каким-то непостижимым образом понял, что она заплакала, обхватил ее руками и прижал к себе.

— Все будет хорошо, — сказал он. — Не надо волноваться. Поднявшись на цыпочки, она зарылась лицом ему в шею:

— Я так люблю тебя! Я не стою тебя. Я нехорошая. Часто выхожу из себя. Слишком много ругаюсь. Ты гораздо лучше меня.

Янк приподнял ее подбородок и пальцами отвел с лица белокурые волосы. Глаза его наполнились восхищением.

— Ты самая чудесная женщина в мире! Никак не могу поверить, что ты моя.

Янк смотрел на нее, и ей передалась вся доброта его души. А потом он наклонил голову и поцеловал ее. Боже, как долго! Ее еще никогда так не целовали! Его губы коснулись ее рта с такой осторожностью, что вначале она их даже не почувствовала. Тогда она сама прижала свои губы сильнее. И первая открыла рот.

А поцелуй все продолжался. Янк был человеком неистощимого терпения, свято верившим в то, что нужно хорошо исполнять любую работу. Он целовал ее щеки, глаза, потом уложил в постель и наклонил ее голову набок, чтобы было удобнее целовать в шею. Найдя на шее трепетавшую жилку, он припал к ней губами и принялся мысленно считать пульс.

Она ощутила в теле расслабляющее тепло. Губы Янка спустились пониже и замешкались в вырезе ее блузки. Грудь затрепетала в предвкушении его прикосновений. Ей захотелось почувствовать его еще больше. Ее руки прокрались ему под рубаху, но он вытащил их оттуда и мягко сжал между своими руками.

— Хочешь шампанского?

Она покачала головой. Не нужно ей никакого шампанского. Ей хотелось, чтобы он не останавливался.

Но он все равно встал. Прошел к ведерку со льдом и принялся возиться с бутылкой. Прошла целая вечность, прежде чем он наконец открыл ее. Вначале ему понадобилось обсушить ее полотенцем, затем он устроил целое действо, начав аккуратно снимать фольгу. А проволочную оплетку с пробки скручивал так, словно работал с очень тонким механизмом. Боже, ей захотелось заорать, чтобы он просто открыл бутыль и поскорее вернулся.

Пейджи оперлась на подушки, дожидаясь, пока он наполнит себе бокал. Он опять спросил, не хочется ли ей шампанского.

— Хорошо, — проворчала она в ответ. — Раз уж ты ее все-таки открыл, то давай.

Он вернулся, неся бокалы, и, остановившись у кровати, посмотрел на Пейджи. Узкое обручальное кольцо восхитительно смотрелось на его длинном тонком пальце. Ей снова стало жарко, и раздражение понемногу улетучилось. Матрац прогнулся, когда он, поставив бокалы на ночной столик, уселся на край кровати.

— Пока не пей, — предупредил он. — Мне нужно обдумать тост.

И уселся поосновательнее.

Это было что-то невероятное. Ей хотелось, чтобы он опять целовал ее и трогал грудь, а он просто сидел, размышляя над своим дурацким тостом. И, погрузившись в раздумья, вдруг начал проделывать эту штуку с ее ладонью. Просто слегка поглаживать ее большим пальцем. До этого еще никто не вытворял такого с ее ладонью. Это невероятно возбуждало. Прошло совсем немного времени, и она начала извиваться.

— Ну, ты уже придумал? — задыхаясь, спросила она наконец.

— Еще пару минут, — ответил он, перенося свою руку с ладони на более чувствительную кожу предплечья.

Она закрыла глаза. Губы приоткрылись. Что он с ней делает? Поглаживание предплечья длилось целую вечность, потом его рот опять коснулся ее губ в очередном сладостном поцелуе. Как хорошо, подумала она. Наконец-то они вернулись к настоящему делу.

Он поцеловал основание ее шеи, и она застонала. Его пальцы поиграли с верхней пуговкой на ее блузке. Казалось, прошло несколько лет, прежде чем он расстегнул ее и поцеловал открывшийся участок кожи, потом расстегнул следующую пуговицу. Пуговица — поцелуй, еще пуговица — опять поцелуй.

Вздымавшаяся над зубчатым кружевом бюстгальтера часть груди начала покрываться розовым румянцем. Ну когда он доберется до лифчика? А до брюк?

Он остановился.

— Думаю, тост готов.

Она заскрежетала зубами. Если он не сосредоточится на том, что нужно делать, придется ей самой провозглашать тост! Он подал ей бокал с шампанским.

— За мою жену, за самую прекрасную женщину на свете! Я люблю тебя.