Спин

Приехавшие в автомобиле взломали заднюю дверь и двигались по помещениям, включая свет, высвечивая четырехугольники окон. Обыскивают, предположил я и попытался сообразить, сколько времени они там провели. Однако я полностью утратил представление о течении времени и оказался не в состоянии разобрать цифры на часах, плясавшие перед глазами как светлячки, не желая замереть хотя бы на мгновение, чтобы я смог их опознать.

Один из взломщиков вышел из передней двери, вернулся в машину и запустил двигатель. Второй показался через полминуты и влез на пассажирское сиденье. Разворачиваясь, черный автомобиль прокатил вплотную ко мне, полоснув фарами над краем дорожной насыпи и заставив меня сползти ниже. Я затаился и лежал неподвижно, пока звук мотора не замер в отдалении.

Тогда я подумал, что мне делать дальше. Соображалось с трудом, потому что на меня вдруг накатили страшная усталость и слабость. Встать на ноги — выше моих сил. Я хотел вернуться в клинику, позвонить Ине, рассказать о происшедшем. Но, может быть, Эн уже рассказал. Я надеялся на это, потому что дойти до клиники — об этом я не мог и мечтать. Ноги лишь дрожали, когда я пытался заставить их двигаться. Казалось, что это даже не усталость, а паралич.

Я снова глянул на клинику и заметил дымок, струящийся из вентиляционной шахты на крыше. В окнах за бамбуковыми жалюзи колыхалась светящаяся желтизна. Огонь. Пожар.

Взломщики оказались поджигателями. Они подожгли клинику ибу Ины, и я ничего не мог сделать, кроме как закрыть глаза и понадеяться, что кто-нибудь меня обнаружит, прежде чем я умру.

* * *

Очнулся я от вони дыма и звука плача.

Еще не рассвело. Я обнаружил, что в состоянии шевелиться, даже двигаться, хотя и преодолевая боль. Голова тоже кое-как работала. Дюйм за дюймом я одолел склон, выглянул на дорогу.

Перед клиникой стояли автомобили, сновал народ. Светили автомобильные фары, лучи фонарей выписывали сложные узоры в темном небе. Клиника еще дымилась. Бетонные стены устояли, но крыша обрушилась, и все внутри выгорело. Я умудрился встать и, качаясь, направился на плач.

Плакала ибу Ина. Она сидела на дороге, обнимая колени. Вокруг нее стояли женщины, уставившиеся на меня не слишком дружелюбно. Но тут увидела меня и Ина. Она вскочила на ноги, вытирая глаза рукавом.

– Тайлер Дюпре! — Она подбежала ко мне. — А я думала, что вы там... сгорели внутри, в клинике.

Она обхватила меня, обняла, поддержала, потому что ноги снова отказывались служить.

– Ваша клиника, — пробормотал я. — Вся ваша работа... Извините...

– Ерунда, ерунда. Клиника — дом, его можно выстроить. Все остальное можно купить. А вы, Тайлер, вы неповторимы. Эн рассказал, что вы отослали его прочь, перед тем как ворвались поджигатели. Вы спасли его жизнь, Тайлер. Тайлер! Вам плохо?

Мне действительно было достаточно плохо. Над головой Ины я видел светлеющее небо. Гора Мерапи вырисовывалась на его синем фоне. Скоро выйдет солнце.

– Устал, — пробормотал я и закрыл глаза. Ноги вдруг подкосились, и я услышал, как Ина зовет на помощь. Я снова заснул. И не на один день, как мне потом сказали.

* * *

По очевидным причинам мне нечего было более делать в деревне.

Ина хотела выходить меня во время последнего кризиса, она считала, что деревня мне обязана. Ведь я спас жизнь маленького Эна — во всяком случае, она была в этом уверена и уверяла остальных. Эн же оказался не только ее племянником, но и родственником чуть ли не каждого жителя селения. Я стал героем местного значения. Но одновременно я притягивал внимание злых людей, так что, если бы не Ина, кепала деса сунула бы меня в первый же автобус на Паданг. До поры до времени меня вместе с моим багажом поместили в пустом доме, владельцы которого отправились в рантау этак с полгода назад.

Минангкабау Западной Суматры накопили большой опыт жизни при различных оккупантах, поработителях, притеснителях — в общем, «благодетелях» разного толка. Они пережили явление ислама в XVI столетии, войну Падри, голландскую колонизацию, «новый порядок» Сухарто, реставрацию Негари, а уже после «Спина» — новых реформазов и их бандитскую национальную политику. Ина о многом мне рассказывала и в клинике, и позже, когда я лежал в маленькой комнатке деревянного дома под громадными, неторопливо вращающимися лопастями электрического вентилятора. Сила минанг в их гибкости, говорила Ина, в том, что они понимают, что остальной мир не дом им и никогда не станет домом. Она цитировала народную пословицу: «В разных полях разные кузнечики, в разных прудах разная рыба». Традиция рантау — эмиграция молодых людей, возвращающихся разбогатевшими или набравшимися опыта — сделала их умудренными. Простые деревянные фанзы деревни украшали стратосферные антенны, многие семьи получали электронные или бумажные письма из Австралии, Европы, Канады и Соединенных Штатов.

Неудивительно, что минангкабау работали на верфях и в доках Падаига. Джала, бывший муж Ины, не единственный купец, устраивавший экспедиции рантау к Арке и за нее. Неслучайно поисковые операции Дианы вывели ее на Джалу, а через него на ибу Ину в горной деревне.