Спиною к будущему

Найти какую-то странную балку в углу, уверенно вторящую стене своей вертикалью…. - и неожиданно защелкнуть на ней наручник. Дернулась я, предрекая недоброе, да только — уже поздно: за грубостью и потасовкой при ходьбе не заметила, что давно уже птичка поймана — мой браслет давно на мне. Обомлела от происходящего.

Резвые шаги от меня в сторону, покружился вдруг, а затем, видимо, так и не найдя, на что можно толково бы умоститься, застыл, уперев руки в боки.

Слежу за ним пристальным взглядом. Выжидаю.

Еще минута тугих рассуждений — и обернулся. Взор в лицо, но не касаясь глаз.

— Нам надо поговорить.

— Да неужели? — саркастически сплевываю.

— Да.

Шаг ближе. Взгляды сцепились.

Тяжелый, мерный, немой бой — и отступает. Отворачивается.

— А у больницы поговорить нельзя было?

— Нам бы мешали, — тихо, странным голосом отвечает.

Чую неладное. Жуткие, пугающие перемены в его отношении ко мне.

Внезапно разворот — и присел на корточки. Руки упер в колени, взгляд потупил в пол.

Немного мнусь в сомнениях, но, проигрывая положению, поддаюсь. Осторожно опускаюсь вниз и сажусь прямиком на какие-то пыльные, местами, даже, вроде, притрушенные побелкой, доски.

Взгляд на своего ката, судью… и выжидаю. Выжидаю вердикт и то, что меня ждет по окончанию этого безумия.

Короткий взгляд на меня, движение. Решается на слова:

— Я уже ничего от тебя не жду. Ты все время меня доводишь до грани: всучиваешь надежду, и, едва я открываю тебе сердце, — как тут же бьешь в него ножом и пинаешь от себя прочь, — обомлела я от прозрения, какого он обо мне мнения (и это я-то?!!). — Ты — не ангел, ты — демон. Самый что ни есть чертов демон. Знаешь, — вдруг взгляд куда-то в сторону. — Что бы, когда бы не происходило с тобой… Даже, если, наверно дуло в рот тебе засунуть — ты не заплачешь. Никогда…. это жутко. Никогда не видел слез на твоих глазах.

Взгляды наши сцепились

(невольно дрожу, чувствуя, как пробирается сквозь темень моей души до самого сокровенного).

— Понимаешь? Даже иконы плачут, но не ты…

Молчу. Пристыжено опускаю взгляд.

— Иногда я даже боюсь тебя, — продолжает. — И нет, не того, что снова ужалишь или плюнешь в морду, в душу. Нет. Иногда, мне кажется, будто ты — бездна. Черная дыра. Даже если проглотишь меня — не заметишь. Ничего не заметишь. Выстрелишь в грудь — и не дрогнешь. И ты даже не больная, нет. И не искалеченная судьбой, как ты думаешь, — глаза в глаза. — Ты — мертвая… МЕРТВАЯ.

(шум дождя, барабанной дробью по крыше)

Проигрываю зрительный бой. И снова опускаю очи.

— Даже когда больной ублюдок душил тебя в больнице. Пытался т***нуть и задушить — на твоем лице… кроме обычного замешательства… не было ничего: равнодушие в своей сути.

Вика… — невольно вздрогнула я, услышав свое (настоящее) имя… Поежилась. — Посмотри мне в глаза. — Подчиняюсь. — Ты — Мертвая?

Косой дождь усиливается и нагло врывается сквозь оконные проемы (без стекол и рам).

Капли жестокой иронией стекают по моему лицу, рисуя на камне фронтолизы слез.

Вдох. Глаза в глаза.

— Но не когда ты рядом.

Тяжело сглотнул слюну.

— Тогда что ты со мной творишь?

Невольно закачала головой. Отворачиваюсь.

Это я-то?

Хотя…

Правду? Он… хочет правду?

Решаюсь на самое невероятное, на что, казалось бы, способна в этой жизни.

Глаза в глаза, и истина на ладони:

— Ты мне очень… дорог. Как никто и никогда… И даже не смотря на то, что ты для меня всегда был, в первую очередь, — бандитом, врагом… я проиграла бой. Давно проиграла. Мертвая, говоришь? Мертвая…? Наверно, — тяжелый вздох, продолжаю, — ты правильно подметил. А я все не могла разгадать свою апатию и жестокость.

А оно…

Мертвая… — короткий взгляд на него, а затем округ. — Но ты каким-то чудом оживил меня. Не знаю, видимо… не я тебя тогда спасла здесь, пару лет назад, а… ты меня, явившись в мою жизнь.

И всё было бы хорошо. Просто… идеально.

Но…

Ты принял другое решение.

Да, я хотела уехать. Но куда я от тебя? Куда? Если… оживаю только рядом с тобой?

Не громогласное тому слово — любовь. Или… зависимость.

Просто… просто, ты мне нужен, нужен как воздух. Нужен… был, пока не проявил свою слабость. И гнусность. Я бы просто съездила в Питер, как мы с батей когда-то мечтали, проветрила мозги, и вернулась, но нет — мой хозяин решил иначе. Вот только я — ничья. Давно ничья, и никому не могу принадлежать. И дело не в гордости или чести. Дело в том… как ты верно подметил, что… мертвая. В том доме погибла и я, а то… что тело осталось жить — глупая ошибка судьбы. Пустая… надежда.

Ты думаешь, заарканив меня, посадив в клетку, — проявил силу? Это — трусость и слабость. Ты был сильным, ты был примером для меня, ИДОЛОМ моим, а потом всё рухнуло:… ты испугался, причем не чего-то невероятного, что можно было бы принять, понять, а элементарного моего права… выбора, — болезненно рассмеялась. — Ты испугался лишиться давно уже сломанной, потрепанной игрушки, вредной привычки. Испугался одиночества. Но мы и так все… в сути своей одиноки, даже если просыпаемся в кровати с кем-то другим…

Ты — слабак. А значит, я не могу больше восхищаться и дорожить тобой. Ты меня потерял… из-за своей… смешной,