Спиноза

Однако раввин Исаак Абоаб да Фонсека не только не прислушался к требованию раввинатского суда Венеции, но и в 1636 году издал книгу «Нишмат хаим» («Живая душа»). В этом своем труде он настаивал на том, что души «новых христиан» пройдут после смерти через ряд перевоплощений («гильгуль а-нешамот» — буквально «колесо душ») с целью их исправления и возвращения к еврейскому народу, а затем обретут и награду в «мире грядущем».

Разумеется, Бенто Спиноза был слишком мал, чтобы запомнить бушевавшие в ходе той дискуссии страсти, но их отголоски, вне сомнения, доходили до него во время учебы в школе «Талмуд — Тора».

Что касается предположений некоторых исследователей о том, что отец Спинозы был знаком с Уриэлем Акостой, последний бывал у него в доме и рассуждения великого вольнодумца оказали решающее влияние на формирование мировоззрения философа, то это уже чистой воды спекуляция. Акоста не мог бывать в доме Михаэля де Спинозы по той простой причине, что на него было наложено отлучение (херем) и любой, кто с ним общался и вел дела, также подлежал отлучению.

Понятно, что Михаэль де Спиноза на такое пойти просто не мог, и приводящаяся во многих книгах о Спинозе картина, где будущий великий философ в образе мальчика в розовом костюмчике и парике сидит на коленях у Акосты и они вместе изучают какой-то гигантский фолиант, — не более чем ни на чем не основанная фантазия художника.

Когда с Ариэля Акосты в первый раз был снят херем, Спинозе было около года, так что он никак не мог быть очевидцем ни этого события, ни последовавшего вскоре нового наложения херема.

Встречать Акосту на улице, будучи ребенком, Спиноза, безусловно, мог. Вместе с тем слабо верится, что он был свидетелем того, как мальчишки гонялись за ним с камнями — хотя бы потому, что отлученного в иудаизме не принято травить каким бы то ни было образом; его наказание как раз и состоит в том, что он как бы перестает для всех существовать; к нему относятся, как к тени.

Но вот свидетелем страшной и унизительной сцены второго покаяния Акосты в 1640 году, когда после тридцати девяти ударов плетьми еретик распростерся на пороге синагоги и, выходя на улицу, все прихожане переступали через него, Бенто Спиноза, безусловно, был. Ему в то время вот-вот должно было исполниться восемь лет — возраст вполне достаточный для того, чтобы такая сцена врезалась в память и породила немало вопросов.

С этой точки зрения предположение Моисея Беленького, что после пережитого потрясения Спиноза мог заинтересоваться личностью Акосты и уже подростком или юношей прочитать его сочинения, выглядит вполне правдоподобным.

В 1638 году в жизни евреев Амстердама произошло важное событие: собрание сеньоров приняло решение об объединении трех «португальских» общин и создании совместной школы «Талмуд — Тора». Главным раввином объединенной общины и одновременно директором школы с жалованьем 600 гульденов в год был назначен глава общины «Бейт Яаков» раввин Саул Леви Мортейра. Помимо преподавания в школе и приема евреев для ответов на возникающие у них различные вопросы раввин Мортейра должен был заниматься с наиболее способными учениками, а также как минимум три раза в месяц читать проповедь в синагоге.

Заместителем раввина Мортейры с зарплатой в 500 гульденов в год был назначен глава общины «Бейт Исраэль» раввин Давид Прадо. В его обязанности в основном входили уход за кладбищем «Дом жизни» и проведение траурных церемоний.

Раввин Исаак Абоаб да Фонсека назначался в рамках этого объединения преподавателем «Талмуд — Торы», а кроме того, должен был каждый вечер читать проповедь в синагоге, и все это за зарплату в 450 гульденов. Раввина общины «Неве Шалом» Менаше бен Исраэля также назначили преподавателем «Талмуд — Торы», но с самой низкой зарплатой — 150 гульденов в год.

Достойно содержать семью на эти деньги было нельзя, и потому раввин бен Исраэль все время был вынужден искать какую-то подработку. Он то давал частные уроки; то пробовал себя в качестве посредника между купцами — отцами своих учеников; то искал в еврейском квартале натурщиков, которые могли бы послужить Рембрандту и другим художникам в качестве моделей для картин на библейские сюжеты. Но главной его страстью, безусловно, была созданная им типография, в которой было издано множество книг по еврейской философии и мистике как на иврите, так и в переводе на испанский и португальский языки. Издавались там книги и по медицине, и по другим областям знаний, причем редактором, а подчас и переводчиком этих трудов был сам раввин бен Исраэль, знавший помимо иврита, латыни и древнегреческого еще пять языков и овладевший всем корпусом знаний своей эпохи. Когда он при этом успевал писать собственные сочинения, уму непостижимо, но многие из них стали подлинной классикой еврейской религиозной мысли.

Мы упоминаем имена этих трех раввинов, так как почти все биографы Спинозы называют их в качестве учителей и наставников великого философа, хотя, вероятнее всего, как мы увидим, таковыми их можно считать весьма условно.