Спиноза

Одно из важнейших проявлений органистического истолкования мира — гилозоистическиевоззрения, свойственные в сущности большинству философов древности. Греческий термин «гилозоизм» означает «жизнь вещества, материи». Стремясь определить источник психического, духовного, философы наделяли жизнью все предметы и явления природы. Физическое с этой точки зрения невозможно без психического. Существовали различные формы гилозоизма. Не входя здесь в их рассмотрение, укажем, что с ними оказывался связанным пантеизм как в античности, так и в эпоху Возрождения. Приближая бога к природе, многие натурфилософы Ренессанса в противоположность христианскому креационизму, который человеческую душу рассматривал в качестве высшего результата божественного творчества, возвращались к античным представлениям о всеобщей распространенности духовного, психического начала. Таковы, например, воззрения Джордано Бруно, несомненно оказавшего влияние на Спинозу и в этом отношении.

О гилозоизме Спинозы свидетельствует одна категорическая формулировка «Этики», утверждающая, что индивидуумы природы «хотя и в различных степенях, однако же все одушевлены» (8, 1, 414).

Оценивая спинозовский гилозоизм в целом, приходится констатировать его значительное отличие от гилозоизма Бруно и других ренессансных натурфилософов. Он не носит такого упрощенного характера, какой был у них связан, например, с признанием неоплатоновской мировой души как главного источника природной одушевленности и движения. Картезианско-механистическое истолкование последнего исключало эту идею. Подлинный смысл гилозоизма Спинозы, поскольку о нем все же приходится говорить, связан не со стремлением подчеркнуть природные источники чувственной, сенситивной деятельности человека, что занимало очень большое место у ренессансных натурфилософов. Этот момент, если он и имел место у Спинозы, то в общем незначительное, вполне согласующееся с той небольшой ролью, какую, с точки зрения автора «Этики», играет опытное знание во всей системе теоретической деятельности человека.

Главное в этой деятельности, как мы видели в предшествующей главе, определяется ее интуитивно-логической стороной. Именно она и должна была получить теперь онтологическое обоснование. Спиноза должен был, так сказать, подвести онтологический фундамент под идею сквозной и абсолютной познаваемости мира, которая составляла стержень рационалистической методологии не только автора «Этики», но и всего его века. Именно в свете этой фундаментальной спинозовской установки должно быть ясно, почему мыслитель уже в первом своем произведении называет душу, в принципе присущую каждой вещи, идеей этой вещи (см. 8, 1, 110, 111, 155). Идея трактуется здесь не только как продукт и достояние человеческого ума, но и как некая объективная сущность, независимая от него, хотя и обязательно связанная со своим объектом. Тем самым панпсихизм как разновидность гилозоизма превращается в панлогизм, который выступает у Спинозы в качестве онтологической основы его рационализма.

С этим положением связана особая трудность спинозовской философской доктрины, которая познаваемость мира трактует не только как гносеологический факт, но и как онтологический принцип, неразрывно связанный с атрибутом мышления субстанции-природы. Методология, гносеология и онтология Спинозы сливаются в его панлогизме, согласно которому интеллигибельная, умопостигаемая сторона природы, всех ее вещей и явлений существует не менее объективно, чем сами эти вещи и явления. Поэтому оба известных нам атрибута субстанции, протяженность и мышление, оказываются лишь двумя аспектами одной и той же действительности. «…Субстанция мыслящая и субстанция протяженная, — так автор „Этики“ именует здесь атрибуты, — составляют одну и ту же субстанцию, понимаемую в одном случае под одним атрибутом, в другом под другим» (8, 1, 407).

Рационализация мира, достигаемая посредством панлогизма, находит у Спинозы свое выражение в отождествлении связей идеальных, логических, и связей материальных, вещных, и как следствие этой установки приводит к отождествлению реальной причины с логическим основанием, а ее действия с логическим следованием. Такое отождествление логической связи понятий с причинно-детерминистической связью явлений лапидарно выражено в знаменитой седьмой теореме второй части «Этики»: «Порядок и связь идей те же, что порядок и связь вещей»(8, 1, 407). Конечно, этот тезис классического рационализма упрощенно представляет познавательные отношения мысли к бытию. Однако эта упрощенность находила в эпоху Спинозы глубокое историческое оправдание, выражая его убеждение в безграничной познаваемости мира человеческим разумом, сбросившим иго религиозного откровения.