– Дык в Царьграде! – с достоинством объяснил Петуля. – У друга моего, императора и отличника!
Спиноза поправил очки:
– Ты не прав, Бонифаций. Не следует ссориться с родителями. Тем более что Царьград – всего лишь русское название Константинополя, впоследствии переименованного турками в Стамбул.
Древлянский царь поскрёб в затылке.
– Понял, неуч? – Петуля-старший выразительно постучал кулаком по прилавку.
Рюрикович привычно поджал зад.
– Ну, нам пора обратно в Коростень, – заторопился он. – Жена ждёт.
– Так ты женат? – обрадовался отец. – Поздравляю! Привет жене.
– Спасибо, – пожал ему руку сын. – Заезжай как-нибудь.
Они распрощались, и цари пошли в порт. Спиноза сказал, что на обратную дорогу он выдал бесплатно паруса и продовольствие. И дарит ещё два корабля, гружённых серебром – всего полтораста тонн. А за это, мол, пусть Бонифаций бросит в бухту мелочь – такой тут обычай.
– Зачем это? – насторожился Рюрикович.
– Чтобы не раз ещё к нам возвращаться, – обняла Петулю Геракл. – А то мы со Спинозой очень скучаем.
– Да у меня мелочи нет, – для вида порылся в карманах древлянский царь.
– Можно и крупные, – разрешил Витька. – В общем, что-то надо бросить.
Петуля подумал-подумал и толкнул локтем в бок Вещего Олега:
– Слышь, тебе щит очень нужен?
– Да не так чтобы, – ответил тот. – У меня этих щитов завались. И с собой запасной есть.
– Тогда давай сюда, – Бонифаций забрал у Олега щит, взял молоток и гвоздик, влез на лестницу и прямо над главными воротами Царьграда, который, оказывается, Стамбул, приколотил щит. Для красоты.
Потом слез и полюбовался на свою работу.
– Класс! – восхитилась Геракл. – Это тебе не монетки на дно бросать! Вить, давай объявим новый обычай… – она тоже взяла молоток и начала приколачивать к городской стене какую-то картину.
– Стук, стук, стук, – стучала Катя. – Рюрикович, проснись!
Бонифаций открыл глаза. Он по-прежнему был в Коростене. В дверь колотили:
– Вставай! Князь велел всем немедленно собраться! Выступаем!
Глава 8. Тайна одинокого кургана
Курган раскапывали долго. Работали тайком, по ночам, чтобы не привлекать любопытных. Из всей дружины Ольга полностью доверяла лишь Асмуду, который воспитывал княжича Святослава, и воеводе Свенельду. У княгини на руках были кровавые мозоли. От постоянной нагрузки Катя чувствовала боль в трапециевидных мышцах. И только Александру Сергеевичу всё было нипочём. Пушкин копал, как экскаватор, хотя при жизни ему никогда не приходилось держать в руках лопату и заступ. Девочка еще больше зауважала великого поэта за силу, выносливость и волю к победе.
Княгиня очень изменилась с тех пор, как Геракл увидела её впервые. Она оказалась молодой, симпатичной, смешливой и большой приколисткой. Ольга все время прикалывалась к памятнику, и Катя с тревогой отмечала, что Александр Сергеевич отвечает ей тем же. Только по-французски. А может, по-английски? По-иностранному – это точно. Геракл не понимала ни слова из того, что он говорит, а Ольга смеялась.
– Как-то нехорошо она себя ведёт, – сочувствовал Кате внутренний голос. – А ведь замужем уже.
Конечно, девочка не могла указывать княгине, но Александру Сергеевичу так прямо в бронзовые глаза и сказала:
– Эта Ольга, не знаю, как отчество, уже такая почти пожилая, а с вами всё время хихикает. А ведь сама, во-первых, вдова, а во-вторых, у неё муж есть и ребёнок.
Памятник расхохотался:
– Она потому и вдова, что муж у неё пока что в могиле. До чего ты ещё молода! Кель наив! – добавил он по-иностранному.
Геракл немного обиделась. Особенно на последнее. Вот был бы рядом Спиноза… Катя вздохнула.
От кургана уже мало что осталось. Последние ночи работать было особенно тяжело – сказывалась накопленная усталость. Ольга валилась с ног, но продолжала копать.
– Позвольте, княгиня, – Александр Сергеевич решительно отобрал у неё лопату. – Вам следует отдохнуть.
Княгиня без сил опустилась прямо на землю.
– А я не устала ни капельки, – заявила Геракл, хотя никто её об этом и не спрашивал.
Александр Сергеевич равномерно копал, что-то бормоча под бронзовый нос.
– Странно, – услышала Катя. – Играю роль Дон Гуана, хотя явился сюда каменным гостем. Как тяжело пожатье бронзовой моей десницы… И далее ремарка: «Проваливается».
– Кто проваливается? – не поняла Геракл.
– Мы оба…
Земля под ногами у Кати поехала, и она резко отскочила в сторону. Пушкин провалился.
– Ах! – воскликнула княгиня, закрывая лицо. – Дорылись!
Девочка по-пластунски подползла к дыре.
– Александр Сергеевич! – крикнула она в темноту. – Вы можете дотянуться до моей руки? Я вас вытащу!
– … верёвку, – долетело до нее.
– Эй, – позвала Катя Асмуда и Свенельда, – мужчины! Дайте верёвку, тут писатель провалился!
Дружинники молча оттеснили девочку в сторону, бросили что-то в яму и объяснили Пушкину, как этим пользоваться. Ольга замерла.
– Подавай помалу! – скомандовал Свенельд. – Асмуд, перехватывай конец.
– А я? – Геракл тоже схватила верёвку. – Ого, какой вы тяжёлый, Александр Сергеевич!
В дыре показалось что-то тёмное.
Ольга прикрыла глаза.