– Ещё раз – взяли! – крикнул Свенельд, и что-то большое выползло на поверхность. В нос шибануло зловонием.
– Гнедко! – определил Асмуд. – А князь где?
– … тяните! – крикнул снизу памятник.
Катя еще крепче вцепилась в верёвку. Когда дошло до самого интересного, Свенельд вдруг оттолкнул девочку локтем: – Поди. Ступай прочь, говорю!
– А чего это… – начала было Геракл, но тут раздался голос Асмуда:
– Брысь! Кому говорено?
Оскорблённо сопя, Катя отошла и села рядом с неподвижной Ольгой.
– Вот, – пожаловалась ей девочка, – как коня вытаскивать, так я гожусь, а как мужа вашего покойного, который даже легче, так прогоняют… Ничего, я посмотрю, как они Пушкина достанут.
Но, к её разочарованию, памятник выбрался сам. Он подошёл к Кате и неожиданно нахально потребовал:
– Подавай сюда воду.
– Как это? – не поверила она своим ушам. – Я же оживила кабана! Этот труп мой!
– Воду, – не слушая возражений, повторил Пушкин.
Геракл поджала губы и бросила в протянутую бронзовую ладонь две фляжки:
– Нате вам! Хоть подавитесь своею водою!
Даже не поблагодарив девочку, поэт склонился над Ольгой, что-то тихо сказал ей и пожал руку. Княгиня кивнула.
Пушкин вернулся к мужчинам, и при ярко вспыхнувшем свете факела Катя увидела три тёмных силуэта. Они склонились, как хирурги над операционным столом, и что-то там перекладывали.
– Нет, это не сюда, – услышала девочка ненавистный теперь голос некогда любимого писателя.
Она оскорблённо отвернулась, но молчать не могла.
– Вот, сейчас ваш муж оживет, – с вызовом сказала она Ольге.
С кургана раздалось ржание.
– Извиняюсь, это не муж, – определила Геракл, – это лошадь его… – И, не удержавшись, добавила: – Если так разливать воду почём зря, мужу может и не хватить.
Ольга не отвечала – сидела, обхватив себя руками за плечи, её трясло от волнения.
Гнедко сбежал с кургана и теперь ходил где-то рядом, шумно фыркая и похрумкивая травой.
Затрещал факел. Огненные искры сорвались и улетели в ночное небо. Они смешались там со звёздами, и теперь уже было не различить, где гаснет звезда, а где вспыхивает искра.
– Ах! – Ольга прислонилась к Кате и обмякла.
Гераклу стало стыдно. Она обняла княгиню и сказала:
– Вы не волнуйтесь, тётя Оля, все будет хорошо.
Пламя задрожало. И на кургане появился четвёртый силуэт.
Глава 9. «Я помню чудное мгновенье»
Геракл проснулась в полдень и вышла из шатра на зарядку. У вежи столкнулась с Ольгой. Княгиня подняла на девочку заплаканные глаза.
– Ой, мамочки! – испугалась Катя. – Что, опять умер?
– Т-с-с, – Ольга приложила палец к губам и поманила девочку к своему шатру. Убедившись, что никто не подслушивает, княгиня сказала: – Прошу тебя, никому ни слова о том, что ты видела ночью. Никто не должен знать, что князь жив.
– Но почему? – поразилась Катя. – Он же царь. Пусть бы все порадовались.
– Тише. По нашим законам нельзя раскапывать курганы и тревожить мёртвых. За это могут казнить.
– А-а! – понимающе кивнула Геракл. – Только как же дядя Игорь править будет?
– Вместо него сядет на престол мой сын. Наш сын, – поправилась Ольга.
– К-к-княгинюшка, – слабо позвал кто-то из полумрака. – Эт-то т-ты?
– Княже, – Ольга подвела девочку к постели. На ней лежал худой изможденный человек с землистым лицом, на котором светились серые глаза. – Это Катя. Наш друг.
– Очень приятно, – сказала Геракл. – Я так рада, что вы ожили.
– К-катя… – повторил Игорь, с удивлением прислушиваясь к звукам собственного голоса. – С-садись.
Деликатно присев на край походной кровати, девочка низко опустила голову, вздохнула и сложила на животе руки.
– Как ваше здоровье? – участливо осведомилась она.
– З-з-знаешь, как странно, – Игорь смотрел куда-то мимо. – Я н-нелепо п-прожил ж-жизнь. В-всё н-не так, – загадочно добавил он.
Катя не стала спрашивать, что имелось в виду, чтобы бедный князь лишний раз не заикался. Она еще немножко повздыхала и напоследок решила приободрить воскресшего.
– Живы будем – не помрём, – вспомнила она любимую мамину поговорку, которая, по её мнению, вполне подходила к случаю. А от себя добавила: – Главное, режим и питание. Ну, до свидания. Выздоравливайте.
Когда они с княгиней вышли из шатра, девочка объяснила:
– Тётя Оля, извиняюсь, что я побыла у вашего мужа так мало, но больных нельзя утомлять. Тем более, человек заикается. Давно это с ним?
Женщина вдруг заплакала:
– Ты бы его видела прежде… Княже, княже… Одна тень осталась…
Она утёрла глаза уголком вдовьего платка.
– И такой чудной стал! На меня глядит – и не видит. Речи невнятные ведёт. Гнедка привели к нему, а князь: «Отпустите пастись!» Лук тугой подают, а он: «Не могу стрелять». Меч влагают в десницу, отказывается: «Человеческая жизнь священна»… Как подменили его…
– Тёть Оль, но ваш муж только ночью воскрес, дайте ему привыкнуть, – посоветовала Геракл.
– Твоими бы устами да мёд пить, – вздохнула княгиня. – Но чует мое сердце – уж не стать ему прежним…
На поляне перед шатром появился мальчик в воинских доспехах с массивной серьгой в правом ухе. Он поклонился княгине, бросил быстрый взгляд на Катю и сказал: