Спиноза и его друзья в Древней Руси

– Сударыня, – склонился над ней Пушкин, – вы нуждаетесь в помощи?

Женщина взглянула на него и вжалась в песок. Огромные чёрные глаза, подведённые сурьмой, расширились от ужаса, длинные ресницы затрепетали.

– Дэв! – прошептала она. – Иблис! Я уже умэр?

– Не бойтесь, – мягко сказал Александр Сергеевич. – Я не причиню вам зла.

– Лучше бы я умэр! – женщина забилась на песке, как рыба, выброшенная из воды. – Ай-яй-яй!

– Стоит ли так убиваться, сударыня? Вы можете поранить себя, – Пушкин передал Петуле головню, легко поднял незнакомку и понес её к костру. – Вам следует обсушить платье.

На всякий случай Бонифаций посветил в разные стороны. Но ни Геракла, ни Спинозы не обнаружил.

Незнакомка всё ещё всхлипывала. Одета она была непривычно. Поверх чёрных кос под прозрачным платком блестела маленькая шапочка. Из-под узкого платья с жемчужными пуговицами выглядывали узорные шаровары, перехваченные на щиколотках тугими манжетами.

– Ой-ёй-ёй, как я нэсчастны! – в такт рыданиям на женщине позвякивали кольца и браслеты. – Русска рэка нэ хочит мэня утонуть!

– Вы хотели лишить себя жизни! – поразился Александр Сергеевич. – Но отчего же? Вы так молоды, хороши собой…

Женщина автоматически поправила шапочку на голове и разгладила фату.

– Маладой – да. Хароший – да, – подтвердила она. – А Стёпка мэня бросыла.

– Куда бросила? – Петуля, как и незнакомка, сел по-турецки. – В воду, что ль?

Девушка метнула на него взгляд из-под длинных ресниц.

– В воду я сам сэбя бросыла, – объяснила она. – А Стёпка мэня совсем-совсем бросыла. Тэперь она Настька любыт.

– Вот в чём дело! – догадался памятник. – Любовный треугольник. И наша красавица оказалась третьей лишней.

– Настька лишний! – обиделась красавица. – Простой дэвка, немытый… А я – княжески дочь. Ой-ёй-ёй! Зачэм я Стёпка повэрил? Зачэм от папка-мамка ушёл? Зачэм родина оставил? Ай-ай-ай! Шемаха! Шемаха!

– Вы, сударыня, персиянка? Попали в плен?

– Сам из дома ушёл, – не дожидаясь приглашения, незнакомка двумя пальчиками взяла рыбину, отщипнула и отправила в рот малюсенький кусочек. – Повэрил и ушёл. Стёпка шубы дарыла, шапки дарыла, цацки дарыла… – женщина в сердцах сдёрнула с шеи ожерелье и бросила его в костёр. Перламутровые бусинки блеснули и раскатились по красноватым углям.

– Не-ет! – Петуля бесстрашно бросился в огонь. – Это ж таких денег стоит!

– Зачэм мнэ дэнэг? – персиянка стянула с пальца рубиновый перстенёк. – Мнэ нэ нада дэнэг!

Двоечник быстро выхватил у неё перстень и напялил себе на мизинец.

– Мнэ нада любов, – доверчиво сказала ему персиянка и протяжно всхлипнула.

– Ну полно, полно, – успокаивал её Пушкин. – Вы ещё будете любить и не раз. И недостатка в поклонниках, поверьте, никогда не почувствуете.

– Ага, – кивнул Рюрикович. – Вы такая… э-э-э … гламурная.

– Ты так думать? – кокетливо улыбнулась ему княжна. – Ты хорошая. Как тэбэ имя?

– Он Пушкин, – уважительно показал бизнесмен на статую. – А я Бонифаций. Петуля, значит.

– Пэ-ту-ля! – пропела незнакомка. – А я Шаганэ.

– Тоже красиво, – оценил Рюрикович.

– Хочиш, я тэбэ спою, – неожиданно предложила женщина, – а, Пэтуля-джан?

Не дожидаясь ответа, она поднялась и легко, почти не касаясь земли, закружила вокруг костра, выделывая руками кренделя:

– Стэп да стэп кругом, ай-яй-яй,

Путь далёк лэжит…

– Там, в степи глухой, – подхватил ломким баском Бонифаций, – помирал ямщик!

– Браво, браво! – зааплодировал Александр Сергеевич. – Неплохой, право же, дуэт сложился!

Перевалило за полночь. Персидская княжна сладко дремала у огня, набросив на плечи Петулину куртку. Бизнесмен то и дело заботливо поправлял её на женщине. Спать он не решался. Кто её знает, эту иностранку, вдруг она снова решит утопнуть вместе с его запасом пушнины?

– Вот неожиданность, – посетовал поэт, кивая на Шаганэ. – И довольно некстати. Как с ней поступить? Не бросать же здесь, в самом деле…

– Ага, – усилием воли Рюрикович отгонял от себя сон. – Может, её домой послать, в Персию ихнюю?

– Шемаха, Шемаха, – бормотала во сне красавица. – Вах! Вах!

– Бах! Бах! – постреливали в огне последние жемчужины.

На берег равнодушно набегали волжские волны.

Глава 3. «Не видать тебе подарка…»

Не открывая глаз, Бонифаций протянул руку и пощупал Шаганэ. Пушнина была на месте. Персиянка хлопнула длинными ресницами:

– Петуля-джан! Ку-ку!

– Ку-ку, кукареку, – отозвался Рюрикович, стаскивая с неё куртку.

– Княжна явно благоволит к тебе, брат, – заметил Александр Сергеевич.

– Жэниться хочу, – подтвердила Шаганэ и пощекотала травинкой бизнесменский нос.

Уши у Рюриковича зарделись.

– Я, это, не могу… – стал оправдываться он. – У меня уже есть… Малуша…

– Вах-вах, – закручинилась шемаханская княжна. – И ты мэнэ бросыла, Пэтуля-джан.

Её лицо страдальчески сморщилось. На длинные ресницы накатила слеза.

– Ради бога, сударыня, – торопливо сказал Пушкин, – без сцен. И, прошу вас, больше не надо топиться.

– Чё рассиживаться? Пошли, – бизнесмен поднялся и потопал по берегу. Закутавшись в фату, Шаганэ засеменила следом.