Спиноза. Жизнь мудреца

Тогда как невежда является игралищем внешних причин и никогда не имеет истинного душевного спокойствия, мудрый, наоборот, почти не знает душевных волнений.

Сознавая себя самого, Бога и вещи в их вечной необходимости, мудрец всегда обладает истинной душевной удовлетворенностью. Путь, ведущий к этому, безусловно, труден, но при всем том он может быть найден.

Разумеется, и должно достигаться трудно то, что так редко удается найти. Действительно, если бы спасение было так доступно и если бы его можно было достигнуть без особого труда, то каким образом могло бы произойти, что большинство людей к нему равнодушны? Но все превосходное столь же трудно, сколь и редко.

Этим рассуждением об обретении мудрости и душевного спокойствия в разумной любви к Богу Спиноза завершает свой главный труд — «Этику».

8

Образ мыслей, нашедший выражение в «Этике», был той путеводной звездой, которой руководствовался в своей жизни Спиноза, и он с полной прямотой высказывал те же взгляды во всех своих сочинениях. С каким предубеждением надо было к ним отнестись, чтобы ославить автора атеистом и разрушителем всякой религии и нравственности!

На эти упреки в безбожии и безнравственности Спиноза сам ответил еще при жизни.

В письме, написанном им в 1671 году по поводу критики изданного незадолго перед тем «Богословско-политического трактата», он ставил вопросы: отвергает ли всякую религию тот, кто выставляет как основное положение, что Бог должен быть признан высшим благом, что поэтому его должно любить свободной душой и что в этом одном заключается наше высшее блаженство и наша истинная свобода; кто, далее, говорит, что наградой за добродетель является сама добродетель, а наказанием за глупость и бессилие является сама же глупость; кто утверждает, наконец, что всякий должен любить своего ближнего, и, для того чтобы совместная жизнь с ближними была мирной, повиноваться необходимому для этого порядку? Или же истинно религиозным является тот, кто делает добро из боязни перед наказанием, не по собственному почину, а против воли и требует себе за это щедрой награды?

Что же касается обвинения в атеизме, то, конечно, очень далек от безбожия тот, кто, подобно Спинозе, объявляет, что все сущее — в Боге и ничто не может существовать без Бога. Именно это положение с неуклонной последовательностью проводится в его учении. Поэтому оно и получило название пантеизма, т. е. философии, утверждающей, что всё есть Бог и Бог есть всё.

9

Всякому непредубежденному исследователю учения Спинозы, утверждал уже в XIX столетии Людвиг Фейербах, сразу становится ясным, что никто не признавал за Богом больше существования, реальности и могущества, чем Спиноза, и никто не мыслил Бога таким свободным и не имел о нем представления столь возвышенного, объективного, чистого от всего конечного, относительного и человеческого, как он.

Но именно это и дало основание упрекать Спинозу в том, что его понятие о Боге не согласуется с общепринятым понятием.

Задачей Спинозы было не отрицание, а очищение идеи Бога, и когда он, делая акцент на безусловное признание вечной и неизменной закономерности в природе, в то же время называет последнюю Божеством, то это не является у него одной лишь фразой, «хитростью разума», пущенной в ход лишь для того, чтобы успокоить слишком боязливых современников. То, что, по его мнению, всеми людьми выражается невольно в понятии о Боге как о чем-то высшем, без чего было бы немыслимо существование прочих вещей, то, с его точки зрения, можно разумно мыслить или понимать лишь как ненарушимые порядок и единство, от которых зависит всё и каждое, которые существуют в силу внутренней необходимости и стоят выше всякого произвола и всяких страстей.

Он имел полное право назвать эти порядок и единство Богом, и выражение «Бог, или природа» вовсе не является у него лишь эвфемизмом, вводящим в обман читателя, а вполне обдуманно употребляется им как верно передающее его убеждения, так как на природу он смотрел двояко: то с точки зрения множественного, изменчивого и преходящего, то с точки зрения единого, неизменного и вечного. Именно ввиду такого различения, особенно характерного для учения Спинозы, сохранение идеи Бога имеет у него большой смысл.

Бог Спинозы, конечно, не то же, что Бог теологов. У тех Бог резко противопоставляется природе как чему-то испорченному, заслуживающему лишь уничтожения, причем все совершенное переносится в какое-то стоящее над миром бытие.

Спиноза, наоборот, видит совершенное в природе, в единстве ее с Божеством — единстве, в котором именно и состоит совершенство.

Разъединение между Богом и природой представляется Спинозе таким же суеверием, как Божество, каким его изображает догматика, и как соответствующее представление о природе, с которым можно согласиться лишь при полном невежестве.