— Сейго оставил письмо, адресованное старшей сестре, в котором рассказал, как провел свой последний день. Я прочитал письмо в 1954 году. Она мне его показала. В нем говорилось, что эскадрилья провела последний вечер в чайной. Они пили, шутили, смеялись. Утром каждый стал лицом к своему городу и запел песню о родине. Каждого пилота мучили сомнения, но когда их боевые машины вышли на рулежку, всю неопределенность как рукой сняло. На аэродром пришли местные девушки, махали летчикам веточками сакуры, провожая в последний путь. Пилоты знали, что погибнут, и гордились этим. Они были последней надеждой народа.
Сейго писал, что счастлив и ощущает себя живым как никогда. Он страстно желал внести свой вклад в спасение родины и отправиться в объятия смерти. «Ради спасения отца, матери и сестренки от белых дьяволов», — писал он.
Самолеты поднялись в воздух после рассвета. И тут Сейго услышал какой-то стук в носовой части. У него все опустилось внутри. Двигатель! Сейго целую неделю возился с ним, чтобы тот дотянул до цели на мерзком топливе, которым их снабжали. Он старался, как мог, но, по сути, был обречен на неудачу с самого начала. Самолет просто не смог бы преодолеть сто пятьдесят миль до цели. Хотя бы до базы дотянул.
Мой приятель потом рассказывал, как он кричал, проклинал все на свете и бил кулаками по приборной доске. Его товарищи-смертники ушли вперед и вскоре скрылись в облаках. Они были ему как братья — настоящих он не имел — и приготовились погибнуть в одночасье с ним. Как невыносима мысль, что ему придется оставить их, но другого выхода не было. Он вернулся.
Приземлившись, Сейго побежал в казарму. К счастью, рядом никого не оказалось. Он остался наедине со своим позором. Наступил самый черный день в его жизни, он подвел и семью, и державу. Но больше всего он подвел других токко. Сейго потом говорил, что он как бы умер. Семья по крайней мере уже считала его погибшим. Его лишь успокаивала мысль, что скоро он сядет в другой самолет и снова вылетит на таран американского боевого корабля. Однако судьба распорядилась иначе. Вместо этого его вызвали в Харбин. Теперь понимаешь, почему он оказался среди избранных?
— Нет. Не понимаю.
— Он доказал, что готов к смерти. Сейго Мори был очень смелым человеком. Хотел тут же сесть в другой самолет и снова подняться в воздух. Но будучи токко, он согласился ждать, превратившись в ходячего мертвеца, потому что так было нужно. Он не сосоку-даней, не травоядный.
Узкая асфальтированная дорога уходила вправо, стрелка на айфоне показывала, что Джейк должен свернуть. Сделав еще несколько поворотов, они оказались на дороге с гравийным покрытием. Джейку не понравились разговоры Китано. От старика исходила угроза, а кроме того, от него воняло потом. Накопленная внутри агрессивность вот-вот могла перехлестнуть через край. А чешется как! Кожу чуть не до крови расцарапал.
Китано боится, решил Джейк. Надломился. Надо смотреть за ним в оба. Чего доброго, попытается сбежать, а то и напасть, как бы нелепо это ни звучало. Джейк его не винил. Орхидея зверски пытала Лиама, застрелила Влада и Харпо, убила соседку Мэгги. Она и Джейка пыталась прикончить. Оставалось только гадать, что она сделает с Китано, если доберется до японца.
Джейка отвлекала злоба старика и его рассказы о войне в тот момент, когда нельзя было забывать о реальном противнике. Главная цель — Орхидея. Вот о ком нужно сейчас думать. В ста милях к северу находились практически безлюдные дебри и так называемая «северная дыра» — территория, не перекрываемая ни одним спутником системы Джи-пи-эс. Спутники висели преимущественно над экваториальными районами, по мере продвижения на север их сигнал все больше слабел.
Джейк потрогал растяжку — тоненький проводок, вживленный под глазом. С внешним миром его связывало лишь следящее устройство, которое могло вскоре отказать.
Дорога круто повернула налево и начала петлять по голому зимнему лесу. Джейк посмотрел на часы. Они провели в пути почти восемь часов. В небе сгущались тучи.
На дисплее появился адрес: дом 25, Гилс-стрит. Впереди, на некотором отдалении от обочины, возникла вереница коттеджей, в которых зимой никто не жил. Стекла в окнах выбиты, у дверей уже намело снежные заносы. За домами в просветы между деревьями Джейк заметил синюю гладь воды. Течение Сент-Лоуренс-Ривер было столь медленным, что река скорее походила на усеянное тысячами островков озеро. Граница с Канадой пролегала посередине реки.
Джейк проверил название улицы и номера домов со стороны речного берега и быстро нашел нужный адрес — непримечательный дом с надстройкой, потемневшей коричневой деревянной обшивкой и ярко-синей, не в тон, дверью. Джейк подъехал к гаражу на две машины. На засыпанной снегом дорожке остались четкие отпечатки протектора.
— Я должен был нанести последний удар, в случае если шесть токко потерпят неудачу, — продолжал бубнить Китано. — Мне приказали держать при себе узумаки, пока не наступит подходящий момент.