Спираль

У военных имелся наготове четкий план действий. Однако Джейк хорошо знал, что события не всегда развиваются согласно плану. Если замысел не сработает и ползунчики выпустят грибок, последует катастрофа.

Джейку вспомнилось изречение Уильяма Ослера, одного из основателей современной медицины: «У человечества есть три главнейших врага: лихорадка, голод и война. Из них самый великий, самый ужасный — это лихорадка».

Ослер имел возможность наблюдать разрушительную силу Первой мировой войны. Шестнадцать миллионов погибших, включая триста тысяч в одном Вердене. Шестнадцать миллионов за четыре года. Но эпидемия гриппа в 1918 году за считанные месяцы унесла в несколько раз больше жизней, чем вся мировая война.

И дело не только в количестве смертей. Биологическая угроза в клочки разрывает ткань общества. Война со всеми ее ужасами мобилизует народ, сплачивает его на борьбу с общим противником. Лихорадка — враг совершенно иного типа. Она наносит удар изнутри, заставляет человека сторониться других людей, избегать прикосновения к окружающим предметам. Джейк испытал это на собственной шкуре во время войны в Персидском заливе. Когда объявляли химическую и биологическую тревогу и солдат залезал в защитный костюм, он чувствовал себя одиноким и бессильным внутри пропитанного собственным потом кокона.

Какая там воинская доблесть — одни мучения. Отвага бесполезна против бактерий, грибковых спор или вирусов, незаметно попадающих в организм с водой, воздухом или прикосновением. Проявления смелости нелепы, если опасность невозможно даже увидеть. Никто не написал мемуаров, посвященных жертвам гриппа в Америке. Больные страдали и умирали в безвестии, а после их смерти все постарались побыстрее забыть о наваждении.

Эпидемия, вызванная узумаки, будет похлеще вспышки гриппа 1918 года и по числу жертв, и по клинической природе. Грипп поражал тело, узумаки превращал человека в буйного психа, который в лучшем случае кончал с собой, а в худшем — начинал убивать других. Эпидемия узумаки превратит жизнь на Земле в ад.

Джейк расхаживал по палате, подавляя желание садануть кулаком по плексигласовой оконной перегородке. У Орхидеи теперь тысячи ползунчиков. Она сможет выпускать их пачками в сотнях мест одновременно. Даже если всего несколько штук успеют выпустить заразу, все будет кончено. Он как-то раз видел схему перемещения людей, основанную на отслеживании сигналов с их мобильных телефонов. Толстые пучки линий связывали Лос-Анджелес, Чикаго, Нью-Йорк, Бостон и Сиэтл. Линии потоньше веером проникали в каждый закоулок. Достаточно заразить всего несколько человек, и они понесут болезнь дальше — на работу, в школу, в местный супермаркет, полетят на самолете в Калифорнию навестить друзей. В считанные дни узумаки окажется повсюду. Если это случится, эпидемию уже не остановить.

Финита ля комедия.

Доктор Роскоу постучал по оконному стеклу. У него был убитый вид.

Джейк взял трубку телефона с выскакивающим из груди сердцем. Он вспомнил о Мэгги, которая сейчас была далеко от сына.

— Говорите.

Роскоу сделал глубокий вдох, посмотрел в пол, потом на Джейка. Разговор мужчины с мужчиной.

— Мы получили результаты анализов Дилана. Мне очень жаль. Диагноз — неутешительный.

37

Мэгги плавала в холодной непроницаемой тьме. Она попыталась усилием воли вынырнуть из темноты, снова стать самой собой, но не могла ощутить даже движения собственных рук.

Дилан. Ее мысли занимал Дилан. Мальчику было шесть лет, когда они отправились в Тоганнок-Фолз искать наконечники стрел.

Дилан спросил, кто такой Тоганнок, она рассказала, что тот был индейцем-делавэром. Ирокезы захватили его в плен и сбросили в водопад, который потом был назван его именем.

Дилан долго простоял у водопада, глядя в ущелье, словно индейского вождя сбрасывали вниз у него на глазах.

— А если я упаду туда, ты меня спасешь?

— Можешь не сомневаться, малыш.

Искра, неясное ощущение, словно серебристая рыба махнула хвостом в лунном свете.

Больно!

Болела левая нога. Мэгги не могла вспомнить почему. Дыхание вырывалось толчками, грудь что-то сжимало, не хватало воздуха.

Дилан, где Дилан?!

Мэгги моментально очнулась, открыла глаза и тут же зажмурилась от яркого света. Налетела тошнота. Она закрыла глаза, сжала зубы и, тяжело дыша, подавила рвотный импульс. Тошнота перевалила через пик и схлынула. На этот раз Мэгги лишь чуть-чуть приоткрыла глаза, постепенно впуская свет и процеживая его через ресницы до тех пор, пока не смогла воспринимать его в полную силу.

Она была привязана к столу, приподнятому под углом тридцать градусов. Над головой — высокий круглый свод. Его поддерживали металлические, крашенные белой краской балки. Мэгги попыталась сесть, но обнаружила, что грудь стягивает серая эластичная лента, а кисти прикованы к столу наручниками.

Пленница осмотрелась вокруг. Впереди — два рабочих стола. На одном теснились электронные принадлежности — осциллоскоп, паяльники, катушки проволоки. Второй совершенно пуст. Над столом с крючка в стене свисали две маски. Мэгги узнала в них противогазы.