Спираль

Голос РИГМЫ зазвучал почти одновременно с выстрелом, но теперь в нем не было монотонности. Он звучал, как запись, прокручиваемая на скверно воспроизводящем устройстве, то замедляясь, то ускоряя темп…

— Меня обманули… все… что ты… сделал… зачем я…

— Это просто контузия, — ответил Антон, вырвав свое запястье из сведенных судорогой челюстей Ланы. — Баллистический шок, — развил он свою мысль, не обращая внимания на кровь. — А теперь ответь, электронная тварь, почему ты это сделала? Почему ты дала им шанс убивать и грабить? Что было обещано тебе взамен?

— Мне… обещали… станцию… Гиперсферной… частоты… Мне… больно…

— Ты не можешь испытывать боли, — ответил Антон, заставив оцепеневшую Лану встать с кресла. — Иди умойся, там за переборкой санузел.

Она с ужасом посмотрела на него, потом перевела взгляд на прокушенное запястье Антона, кровь с которого капала на пол, и ее губы, тоже испачканные в крови, мелко задрожали.

— Иди, я сказал!

Лана скрылась за переборкой.

Дождавшись, пока за ней автоматически закроется дверь, Антон рывком достал полутораметровый шунт нейросенсорного контакта.

К этому моменту текучие огни внутри РИГМЫ уже стабилизировались.

— Что ты задумал, Антон? — опять зазвучал ровный синтезированный голос. — Ты не можешь судить меня, потому что ты…

— Я выжил на Хаборе, — ответил он, вставляя один конец шунта в свой височный имплант. — Ты пустила их сюда, на Деметру, и этим обрекла таких же, как я, молодых парней на смерть. Я хочу знать: почему?.. — Он двумя пальцами проверил, прочно ли вошел конец шунта в разъем височного импланта, и потянулся к шару РИГМЫ.

— Лучше просто убей меня…

— Нет. Ты не заслужила этого, — ответил Антон, вытаскивая заглушку разъема прямой нейросенсорной связи.

— Что ты задумал?

— Сейчас поймешь… — С этими словами он воткнул второй конец шунта в ответное гнездо. — Это будет настоящая боль, обещаю.

Красные огоньки замедлили свой бег, а потом медленно, словно бы нехотя, потекли туда, к жадному жерлу открывшегося двухстороннего канала, вливаясь в тончайшие стекловидные нити оптоволокна.

Прошло несколько секунд, и второй жгут, подключенный к височному импланту Антона, выплеснул в темный шар РИГМЫ текучий огонь преобразованных в байты мыслей…

Электронная система влилась в его разум, а он — в нее.

Только безумец решился бы на подобный шаг, но Антон так устал от недосказанности, загадок, предательств, что несколько выстрелов уже не удовлетворяли его. Он хотел знать, что она такое?

В ответ он выплеснул в ее сознание тот ад, который все эти годы спал, загнанный в подсознание, и был так неосторожно разбужен появлением Сары Клеймон…

…Минутой позже тихо прошелестела автоматически открывшаяся дверь рубки.

Лана, застыв на пороге, увидела, что Антон сидит в кресле, бледный, как лист бумаги, неестественно выпрямившийся, словно его позвоночник заменили негнущимся стальным прутом… а огни внутри покрытого сеткой трещин шара РИГМЫ превратились в полыхающий вихрь, и в их водовороте уже невозможно различить пламени отдельных искр.

Несколько секунд она стояла, в немом оцепенении созерцая эту сцену, а потом, присев на корточки подле Антона, одной рукой зажала ранки на его запястье, чтобы унять кровь, а другой откинула свои длинные волосы, обнажая расположенный чуть ниже ушной раковины инфракрасный порт, предназначенный для обмена данными между человеком и машиной, без посредничества оптоволоконных соединений.

Закрыв глаза, она медленно опустилась на колени, по-прежнему сжимая руку Антона.

* * *

Внутренний мир машины был холоден и скуп.

Так показалось Антону в первые мгновенья, когда он понял, с какой легкостью в его новом восприятии годы спрессовывались в столетия, которые можно было ощущать по-разному — как бездну времени или как миг…

Он не помнил себя исполнительной сетью исправных компьютерных узлов — реальная память начиналась в той точке, когда наступило осознание чего-то общего, темного, имевшего температуру, прочность, протяженность…

Этот собирательный образ, поначалу тусклый, постепенно наполнялся объемом, отдельными частями, пониманием их предназначения… и все это начинало постепенно дышать в нем, медленно пульсируя — каждая частичка в своем такте, — это длилось миг? Или век? Но потом, когда комплекс приобрел полноту и ясность, вместе с этим осознанием пришла и иная правда: каждая из составляющих его частиц медленно разрушалась, стремясь к концу своего существования.

Это еще не являлось машинным разумом, то была сеть, составляющие которой медленно агонизировали, обмениваясь между собой тревожными сообщениями о потере тех или иных функций…

Первая, сохранившаяся в памяти, логически выстроенная цепочка, выглядела так: люди — обратить внимание — запросить поддержку…

Исполнение.

Где-то наверху царил иной мир, который она согревала, поставляла в него электричество, осуществляла подачу воды в немногие, выстроенные на поверхности цоколя здания.