Спираль измены Солженицына

Он описал этот эпизод своей жизни в романе «В круге первом». Его повторила Наталия Алексеевна Решетовская. Из его описаний следует: охраны — почти никакой. Режим — очень мягкий; никто никому ничего не указывает. Сделал свое — и делу конец. По улицам едут троллейбусы, машины, ходят люди. Заключенные испытывают здесь самое большое и мало кому доступное в заключении блаженство — чувство, присущее человеку при обычном течении жизни.

Солженицын на этой стройке, сидя на карнизе или высовываясь из окна, подолгу беседовал с Наталией Решетовской, которая всегда приносила ему что-нибудь вкусненькое. На свиданиях нельзя было его узнать. Как на всех заносчивых людей, несчастье оказало на него благое действие. Но главное — это дуновение ветра свободы и минувших лет…

Судьбы Решетовской и Солженицына с сего момента будут разворачиваться параллельно.

Если подойти с чисто географической точки зрения, то с 1941 года (хотя их разделяло немалое расстояние) они никогда не были так близки, как теперь, когда Солженицын арестован. Снова это была удивительная любовь… Короткие разговоры в комнатах для посетителей московских тюрем. Отправление посылок и ожидание писем…

Как сложилась судьба Ч. С.[21] (Решетовской) в период, когда Солженицын помогал укладывать паркет на Большой Калужской?

Наталия Алексеевна, чтобы быть ближе к мужу, переехала из Ростова-на-Дону — прекрасного, но все же провинциального города — в Москву.

Я помню, как в мае 1974 года в Цюрихе Александр Солженицын сказал мне:

«Вы должны понять, что, как только кто-либо бывает арестован, советские органы государственной безопасности запрещают ближайшим родственникам въезд в крупные города, особенно в Москву. Те, кто до ареста их родственника проживал в Москве, Харькове или другом подобном большом городе, немилосердно выселялись. В Казахстан. В Сибирь. На Дальний Восток…»

Наталию Алексеевну Решетовскую не преследовали, не заставили в Москве работать уборщицей или кондуктором троллейбуса. Она, как того сама хотела, поступила в аспирантуру при Московском государственном университете.

Если пользоваться терминологией Солженицына, Решетовская не простой Ч. С. Ее собственный муж дал о ней показания во время следствия, обвинил в антисоветской деятельности и полагал, что она будет арестована. Это подтверждает в своей книге и сама Наталия Алексеевна.

А пока что она сломя голову бегает по городу, достает продукты для своего любимого Сани и стремится уделить ему максимум внимания. Чтобы не предаваться грусти, она старается заполнить каждую минуту: усиленно работает над кандидатской диссертацией, подолгу сидит в читальне, пишет мужу письма, вместе с Кириллом Семеновичем, который старается развлечь ее и облегчить ей участь, в четыре руки играет переложения для рояля из бетховенских симфоний, ходит в театр, общается с друзьями. Кто не знал о ее внутренних переживаниях, мог позавидовать интересной и насыщенной жизни этой молодой советской женщины…

Любая стройка однажды кончается. И вот в один прекрасный день в окнах полукруглого дома на Большой Калужской появились стекла. Из них больше не высовывался человек в поношенном офицерском кителе. Что с ним?..

Ходили слухи, что все осужденные по статье 58-й будут сосланы в Сибирь или даже за Полярный круг. Ничего подобного не произошло. По крайней мере с Солженицыным.

Он побывал в двух колониях — в Рыбинске и Загорске. Буквально рядом с Москвой. В Рыбинске он уже не занимался физическим трудом, а работал по специальности — учителем математики. «Работа здесь соответствует мне, а я соответствую работе», — писал он Наталии Алексеевне Решетовской.

В июле 1947 года (через два года и четыре месяца после ареста) он снова в Москве. Точнее: на окраине Москвы, в деревне Марфино. Она расположена по соседству с Останкинским парком, недалеко от знаменитой Всесоюзной сельскохозяйственной выставки; а сейчас на месте деревни стоит Московская телебашня.

Марфинская тюрьма — это старый и просторный монастырь. Солженицын опишет ее в своем романе «В круге первом». Большие помещения с высокими старинными окнами. Прогулки по липовой аллее. Свободное передвижение по всей территории тюрьмы. Письма, которые можно писать и получать. Почти регулярные посещения родственников.

Марфино — это в день:

«Четыреста граммов белого хлеба, а черный лежит на столах…

Сорок граммов масла для профессоров и двадцать для инженеров…»[22]

Нам это покажется мало? Вероятно, только нам, располневшим современным людям, которым врачи рекомендуют почти такие же порции жиров. Однако кто в Советском Союзе тех голодных послевоенных лет может сказать, что ежедневно получал двадцать или сорок граммов масла, почти полкило белого и вдоволь черного хлеба? (А хлеб у русских является основным продуктом питания.) Украинские или белорусские дети? Колхозницы, заменившие на работе своих погибших мужей?.. Нет, им это только снилось.

Марфино — это тюрьма, где есть…

«…математики, физики, химики, радиоинженеры, инженеры — специалисты по телефонной связи, конструкторы…»[23]