Спираль измены Солженицына

Важно другое. В этом письме нет и намека на радужные перспективы совместной жизни в Ростове-на-Дону, во имя чего Наталия Алексеевна отказалась от самых элементарных жизненных благ. Картина будущего, как рисует ее Александр Солженицын, мрачна: несправедливости, преследования, лишения и, быть может, нищета… И еще: Солженицын — гений, и, ясное дело, он не отступится от своих планов и целей. А здесь он предстает непризнанным гением, который будет вынужден долго и трудно пробивать себе «путь наверх». И он ищет себе спутника, чтобы на случай дождя укрыться под чужим зонтиком.

Процитированный отрывок из письма — первое сохранившееся свидетельство того, что у Александра Исаевича Солженицына меняется не только образ мыслей, но и тактика. Упоминание о частых «сменах квартир» и вещах, которые «будут появляться и так же легко исчезать», говорит о том, что уже в 1944 году он, видимо, понял, что для него нет обычного пути в литературу и он должен будет изменить и свой образ действий.

Наталия Алексеевна соглашается с такой перспективой. Чего только она не готова для него сделать!

Между тем Александр Исаевич в своих письмах Наталии Алексеевне, все сильнее чувствуя, что они по-разному понимают счастье, продолжал корить ее:

«Будучи у меня на фронте, ты сказала как-то: не представляю нашей будущей жизни, если у нас не будет ребенка. Рожать и воспитывать сумеет всякий. Написать художественную историю послеоктябрьских лет, — повторял он, — могу только я один, да и то — разделив свой труд пополам с Кокой, а может быть, и еще с кем-нибудь. Настолько непосилен этот труд для мозга, тела и жизни одного».

К проблеме детей еще раз вернется сам Солженицын. В литературной форме. Как уже упоминалось, в романе «В круге первом» Солженицын изобразил самого себя в образе Глеба Нержина, а жену — в образе Нади. Сходство героев романа с их прототипами несомненно. Присущие Солженицыну беспомощность, неспособность добиться художественного воплощения реальной действительности облегчают распознание прототипов.

Солженицын пишет:

«Надя и Глеб прожили вместе один-единственный год. Это был год беготни с портфелями. И она, и он учились на пятом курсе, писали курсовые работы и сдавали государственные экзамены… И надо же, кое у кого теперь бегают смешные коротконогие малыши. А у них нет…

И Нержин, который целые годы не задумывался о детях, вдруг ясно понял, что Сталин украл у него и у Нади детей».

Как это типично для Солженицына, который отправился в путь за славой оппозиционного писателя! Именно здесь-то и сказывается вся смехотворность его суждений. Ну как тут не вспомнить доброго солдата Швейка: «На это бы человеку потребовались железные нервы».

Есть определенное различие между письмом 1944 года, содержащим высказывание, что таким людям, как он, нужны «духовные» дети, и этой политической автостилизацией. А ведь для солженицынского литературного метода как раз и типична такая конъюнктурная ложь.

Некоторое время спустя в поэме «Прусские ночи» Александр Исаевич Солженицын напишет:

И все тут иное, иное:
Не так, как у людей.

Это двустишие применимо и для иллюстрации его судьбы. Все в ней поистине иное, не так, как у людей.

Как уже говорилось, спокойная совместная жизнь Наталии Решетовской и Александра Исаевича Солженицына продолжалась недолго.

Любовь военных лет

Наступил ужасный сорок первый год. Год прорванных советских фронтов, развернутые фланги которых рассекаются и окружаются клиньями фашистских бронетанковых армад. Кошмарный год для попавших в окружение советских армий, корпусов и дивизий, которые зачастую целыми неделями пробиваются к своим. Год героической обороны Бреста, Одессы, Киева и многих других городов. Год тяжелых сражений и великих жертв. Ростов-на-Дону переходит из рук в руки и надолго становится прифронтовым городом. Линия фронта проходит в каких-то шестидесяти километрах от ростовских предместий.

А Саня Солженицын тем временем учится чистить сапоги, по-уставному заправлять койку, седлать и подковывать лошадей (он попал в ездовой обоз). Впервые в жизни Солженицын оказался лицом к лицу с суровой действительностью, в которой никак невозможно было отделаться ложью, имитировать обморок или вызывать бледность. Впервые до него доходит, что не вечно он будет в роли преуспевающего вызывать восхищение, что в жизни можно оказаться и смешным, неуклюжим новобранцем. По его собственному признанию, он не умеет даже гвоздь забить, справиться с конской сбруей, осилить сотни простых дел, с которыми столкнулся на военной службе. «Сегодня чистил навоз и вспомнил, что я именинник, как нельзя кстати пришлось», — написал он в письме жене 25 декабря 1941 года. Разумеется, это противоречит его самомнению (а он о себе весьма высокого мнения). И вот в разгар войны он в своих письмах горько жалуется Наталии Алексеевне на ограниченность личной свободы.

«Но ведь… придет время, когда каждый, в том числе и мой муж, будет заниматься, чем захочет!» — комментирует Наталия Решетовская.