Летом 1943 года в битве у Курска и Орла фашисты еще раз попытаются перехватить стратегическую инициативу. Они сконцентрируют тут крупные танковые, артиллерийские, авиационные соединения и большие контингенты мотопехоты. Но проникнут лишь на тактическую глубину советской обороны. Восемь километров — не больше. А затем на том месте, которое войдет в историю под названием «Курская дуга», развернется крупнейшая в мировой истории танковая битва. Красная Армия перейдет в наступление, и с этого момента инициатива, от которой зависит исход событий на советско-германском фронте, будет окончательно и бесповоротно принадлежать ей.
«Родная моя Наташенька!
Пишу в спешке с костромского вокзала. Нам только что зачитали приказ о выпуске. Частично я уже снаряжен, остальное получу завтра. С Костромой я уже рассчитался.
Так пишет Александр Исаевич Солженицын Наталии Решетовской в конце ноября 1942 года, когда уже смыкалось кольцо окружения под Сталинградом.
Именно в это время, когда уже стало ясно, что советские войска больше не будут отступать, Александр Исаевич Солженицын прибывает в действующую армию. В свое время, когда он чистил скребницей лошадей, как рекрут в обозе, он хлебнул немало горького. Но теперь он преисполнен чувства гордости. Молодой офицер, только что окончивший артиллерийское училище, получил назначение в часть особой важности.
В городке Саранске, который Солженицын иронически назовет «три домика на лужайке», сформировалась специальная часть — 796‑й Отдельный артиллерийский разведывательный дивизион. Командиром дивизиона был назначен Пшеченко, замполитом — Пашкин. Лейтенант Солженицын становится сначала заместителем, а несколько позже — командиром батареи звуковой разведки.
У Солженицына немалый шанс сделать быструю военную карьеру. Звуковая разведка — особый род войск. 796‑й Отдельный артиллерийский разведывательный дивизион находился в резерве Верховного командования. А это означало: только Генеральный штаб и Верховный главнокомандующий (как близок в это время по службе Солженицын к И. В. Сталину!) были правомочны принимать решение о месте и времени его использования. Он был строго засекречен. Узнай о нем враг — и возникнет опасность для готовящихся операций: по месту сосредоточения такого дивизиона немецкие штабные специалисты могли бы разгадать замысел советского командования на определенном участке.
Итак, советские командиры промахнулись, когда назначили Солженицына на эту должность? Быть может, они только не распознали «маску‑43».
В то время Солженицын пишет о своем будущем «вкладе в ленинизм». О том, что все, что он будет делать, он сделает ради ленинизма. Он напишет даже больше:
«Летне-осенняя кампания заканчивается. С какими же результатами? Им через несколько дней даст оценку Сталин. Однако уже можно сказать: сильна русская стойкость! Два года руками всей Европы пытался Гитлер сдвинуть эту глыбу. Не сдвинул! И не сдвинет и еще через два года!..»
А 30 июня 1975 года в Вашингтоне тот же Солженицын, обратившись к американским профсоюзным лидерам (АФТ—КПП) с речью, ставил им в вину, что «с этим Советским Союзом в 1941 году вся объединенная демократия мира: Англия, Франция, США, Канада, Австралия и другие мелкие страны вступили в военный союз против маленькой Германии Гитлера» и укрепили «советский тоталитаризм». При этом он даже забыл упомянуть о заслугах страны, в которой он родился, о своих соотечественниках, одолевших фашистское чудовище. А вместо этого стал приветствовать Великобританию и Соединенные Штаты как страны, победившие Гитлера.
…И все-таки кажется, что в 1943 году для Солженицына выгоднее быть исполнительным и верным офицером Красной Армии. В самом начале своей военной карьеры он отвечает не только за дорогостоящую технику, но и, главное, за жизнь специально обученных солдат.
К тому времени, когда пошел третий год войны, Солженицын, в отличие от своих товарищей, двух других ростовских «мушкетеров», все еще не успел понюхать пороху.
Кирилла Семеновича Симоняна профессия хирурга совершенно закономерно привела в медсанбат. Это была — особенно в первый период войны — жизнь далеко не спокойная и тем более не безопасная. Сам Кирилл Семенович поведал об этом: «Довольно часто случалось, что мы вынуждены были передвигать «медпункт» поближе к передовой, а когда мы к ней приближались, то обнаруживали, что наши уже отступили, и мы наталкивались на немцев». И вот Кириллу Семеновичу иногда приходилось откладывать скальпель и брать в руки автомат, чтобы разить врага, вместо того чтобы оказывать медицинскую помощь раненым боевым товарищам.
С Солженицыным он в это время переписывается нерегулярно. Почти совсем ему не пишет. Кажется, что их связь практически прервалась с окончанием ростовского периода их жизни.