Спираль измены Солженицына

И в голове у него все мелькает одно слово: «Удалось!..» Солженицын в общей камере №67 в ожидании. Чего? Суда? Да, конечно. Но главным образом — амнистии, которая будет объявлена после победы. А победа уже, как говорится, на пороге. И наконец она пришла.

Наконец-то!

Над Берлином развевается Красное знамя. (То самое, за которое поднял тост Сергей Сергеевич Родимцев в сталинградской штаб-квартире, когда с Волги дул сиверко, а в штабе гвардейской 13‑й пили «сталинградское шампанское».)

«Ошалевшие от радости люди бегали по ошалевшим улицам. Кто-то стрелял в воздух из пистолета. И все радиостанции Советского Союза разносили победные марши над израненной и голодной страной» — так описывает Александр Солженицын момент победы в своем творении «В круге первом».

Люди действительно были вне себя от радости. Еще бы! Они выиграли войну! Войну, которая унесла жизни двадцати четырех миллионов их соотечественников. Стреляли в воздух в Праге, в Берлине; капитан Бурковский рассказывал мне, что на Черном море на радостях начала стрелять вся эскадра… Играли победные марши? Конечно! Но великий всенародный праздник Солженицын стремится подать как нечто почти патологическое. А почему бы и нет? У него свой резон, чтобы ненавидеть миг Победы: он сидит на Лубянке, а из окна камеры №67 тоже видны отблески салюта Победы, осветившего небо Москвы.

Подследственные вне себя от радости. Конец войне! «Амнистия, амнистия», — распевает в одной из камер армянин, задержанный контрразведкой в Румынии.

Победители бывают великодушны, и момент, который безошибочно предусмотрел в своих расчетах Александр Исаевич Солженицын, наступил. Но проходят недели, а помилования все нет. Только 7 июля 1945 года Президиум Верховного Совета Союза Советских Социалистических Республик объявляет амнистию. Помилованы мелкие воры и мошенники, мелкие преступники всех сортов: люди слабохарактерные или случайно оступившиеся в сложной игре под названием «жизнь».

Советское общество устами юристов, составлявших решение о помиловании, словно повторило стихи Расула Гамзатова:

Провинился друг и повинился —
Ты ему греха не поминай.

Но те, кто не помогал победе, кто, наоборот, так или иначе препятствовал ей, пусть получат, что заслужили. Почему народ, потерявший стольких своих сынов и дочерей, что четыре раза полностью опустела бы Швейцария, более пяти раз — Голландия и почти дважды — Чехословакия, должен прощать врагов, предателей, трусов и даже тех, кто запятнал себя кровью своих сограждан?

То был бы не акт великодушия, а девальвация самой дорогой валюты, которой было уплачено за победу. Такие, как Солженицын, не достойны великодушия.

Это суровое, мудрое и справедливое решение в знак глубокого почтения памяти жертвам советского народа.

И вот впервые в жизни «великий калькулятор» Александр Исаевич Солженицын просчитался. В важном для себя деле — в предположении о том, что через несколько неприятных недель или максимум месяцев он вступит в полосу безопасной мирной жизни. И этого Солженицын никогда не простит советскому правительству. Никогда. В книге «Архипелаг ГУЛаг» в пример нынешнему советскому правительству он ставит очень обожаемого им «державного государя-батюшку» Николая II. Он пишет, что тот был молодец и после революции 1905 года помиловал всех политзаключенных.

Пока что Солженицын в камере №67 на Лубянке. Следствие подходит к концу, и ему предъявляется обвинение по статье 58 Уголовного кодекса, п. 10 (антисоветская агитация) и п. 11 (попытка создания антисоветской организации). Всеми силами он пытается выкрутиться. Его поведение удивительно: почти змеиное движение его души — спираль подлейших мыслей и предательских действий.

«Солженицын сидит в кабинете прокурора подполковника Котова, который осуществлял надзор за правильностью расследования. Сейчас он лениво листает «Дело». Усталость Котова передается Солженицыну. А он просит лишь о том, чтобы его не обвиняли по п. 11.

— Какая группа? Ведь на самом деле всего только двое!