До нее вдруг дошло, что она находится в доме, стоящем далеко в горах, одна, с двумя личностями, которых подозревает в серьезных преступлениях. Она готова с ними потягаться. Но если все обернется скверно, никто не придет ей на помощь. Вокруг тянутся гектары леса, и спрятать там тело, не оставив следов, – сущий пустяк. Им будет достаточно забрать у нее телефон, увезти километров за сто отсюда, бросить там ее машину и объяснить потом, что она уехала обратно в Тулузу.
С самого первого дня, как приехала сюда, Жюдит отгоняла от себя эти мысли. Но сейчас, проснувшись среди ночи, зная, что надо переходить к делу, не находила в себе сил их отогнать.
Она вышла из комнаты. Прислушалась. Ничего. Ни звука.
По венам побежал коктейль из адреналина и страха. Никогда еще ей не было так страшно. Жюдит аккуратно прикрыла за собой дверь. Внизу черной и пустой лестничной клетки не было видно ни одного огонька.
Она включила фонарик на телефоне и начала спускаться вниз, стараясь ступать как можно легче и ставить ступни ближе к плинтусу, где вероятность, что деревянная ступенька скрипнет, была минимальна. Правда, ступеньки все равно скрипели – очень тихо, но ей казалось, что на весь дом.
Кругом было темно. Бледный круг света от телефонного фонарика прореза́л тьму, а потом вдруг размывался по мере ее движения. Дойдя до первого этажа, Жюдит ненадолго остановилась и прислушалась. Все было тихо; безмолвие, казалось, полностью завладело всем домом. И она медленно двинулась по широкому темному коридору.
Дверь справа вела в кабинет Делакруа. Это здесь они долго разговаривали днем. Жюдит припоминала некоторые из его отзывов: «Гильермо дель Торо: талант, растраченный впустую. Ари Астер: многообещающий. Элай Рот: какая жалость! Джордан Пил: раздутая величина. Ханеке: гений. Кроненберг: гений». Они обсуждали и только что вышедшие фильмы: «“Полдень” абсолютно не берет за живое – так, мастурбируют двое интеллектуалов, и всё. Ладно, предположим, он все-таки стоит чуть выше остальных…» А Жюдит обожала «Полдень». В этом солнечном фильме страх таился в живом свете, а его медлительность околдовывала. Делакруа производил на нее впечатление сердитого художника, который ругал все, что сделано после него. «А “Прочь”?» – спросила она. «“Прочь”? – Он усмехнулся. – Сними с него идеологический флер, убери стремление следовать моде, и что останется? Затасканная интрига, тонны негативов и старые рецепты в стиле нынешней морали. Нет, единственные, кто пока спасает жанр, – это корейцы… – Он наклонился к ней, глаза его блестели. – Надо увидеть кадры, которые удались в “Аду”, чтобы понять, что такое настоящий ужас, Жюдит. Недостаточно наполнять фильмы ужасающими образами, чтобы приблизиться к ужасу. Ужас надо носить в себе. Клузо носил…»
Она посмотрела на закрытую дверь, приложила к створке ухо и прислушалась. Ничего.
Открывая дверь, она на миг запаниковала. Но в кабинете, погруженном в темноту, никого не было.
Стеллажи с книгами, DVD, Blu-ray высились, как и везде в доме. Она прошлась по ним взглядом. Там стояла полная коллекция фильмов разных студий: «Юниверсал пикчерс» 30-х и 40-х годов, RKO периода Вэла Льютона, «Хаммер» и «Амикус продакшнс», а рядом с ними фильмы итальянских и испанских студий 60-х годов. Делакруа говорил ей: «Есть два вида фильмов ужасов, Жюдит: те, что повествуют о Зле вне человека – вирусы, вредоносные мутации, козни дьявола, – и те, где Зло обитает в самом человеке…»
На письменном столе стоял ноутбук, лежали стопка каких-то записей, бювар и несколько безделушек. Жюдит выдвинула кресло – обыкновенный стул на колесиках, с высокой спинкой – и уселась в него. Кожаная подушка, лежащая на кресле, под тяжестью ее тела издала глубокий вздох. Она принялась аккуратно перебирать бумаги на столе, но, как и следовало ожидать, ничего интересного там не оказалось. Жюдит постаралась положить каждый листок, каждую вещь на место. Потом включила компьютер. Понадобилось немало времени, чтобы его запустить: ноутбук щелкал и глухо ворчал, а под конец потребовал пароль. Пришлось отказаться от этой затеи.
«Что же ты все-таки ищешь?» – спрашивала себя Жюдит.
Но она и сама не знала. Вот найдет, тогда узнает. Жюдит выдвигала один ящик стола за другим и наткнулась на стопку старых номеров легендарных журналов «Знаменитые монстры страны Фильмляндии» и «Фантастика с полудня до полуночи». Несомненно, Делакруа, как истинный наркоман, сохранял все. Он ведь сам говорил: «Я перестал снимать, чтобы понять, что живая культура не принадлежит ни интеллигенции, ни буржуазии, где все нарушения ожидаемы, закодированы и немедленно распознаваемы, а значит, не требуют никаких дополнительных разрушительных усилий. Настоящая культура – это культура народа: грубая, подвижная, нутряная и беспокойная…»