Сервасу было трудно дышать от заклеившего рот скотча и от этой тошнотворной смеси запахов бензина, моторного масла и выхлопных газов, забившей ноздри. Мало того, что ему связали руки, так еще и замотали лодыжки, потом закинули в багажник «Мерседеса» S-класса, и он оказался в почти полной темноте. Его мучила боль в обездвиженных руках, вывернутых кистях и неестественно согнутых ногах. В том месте, куда пнул его ногой алкаш, отчаянно болели ребра. Нервы стали чувствительными, как сейсмограф, и Мартен ощущал каждый толчок, каждую рытвину на дороге, перекатываясь с боку на бок, как пустая бутылка по дну лодки, и при каждом повороте стукаясь о металлические борта. Он угадывал по шуму мотора и по мельканию дорожных огней в щелях, когда автомобиль прибавляет скорости, когда движется медленнее, и при каждом торможении старался напрячь все мускулы, чтобы не было так больно.
Сервас понимал, что, если его стошнит, он рискует захлебнуться собственной рвотой. Он изо всех сил старался подавлять спазмы и позывы, когда при толчках содержимое желудка предательски взмывало вверх.
Который сейчас час? С какого-то момента он утратил всякое представление о времени. Прошло полчаса? Час? Два? Боль в сломанных ребрах пронизывала бок при каждом движении, боль в порванной скуле накатывала волнами, вся щека горела, как в огне. В кистях и щиколотках боль сидела, как еж, посылая уколы во все части тела и вызывая нестерпимые судороги. Мартен спрашивал себя, могут ли эти судороги добраться до сердца и спровоцировать его остановку?
Автомобиль начал притормаживать. Багажник теперь сотрясали новые, куда более сильные толчки; они распространялись по всему телу, и Сервас несколько раз сильно ударялся головой.
Потом шум мотора смягчился, машина пошла ровнее, без сильной тряски, и снова замедлила ход. Наверное, теперь они ехали по траве. Последнее торможение бросило Серваса на стенку багажника, и мотор заглушили. Хлопнули дверцы, вокруг машины послышались заглушенные травой шаги. Рядом урчал мотор второй машины, которая тоже остановилась, жалобно скрипнув тормозами.
Когда багажник открыли, первое, что увидел майор, было небо, усыпанное звездами: дождь прекратился. Потом над ним склонились две фигуры, и к нему протянулись четыре руки.
Только сейчас Мартен отдал себе отчет, насколько тяжело и со свистом проходит воздух через кляп, а когда его поставили на ноги, вдруг понял, что ноги его не держат, и отчаянно болят сломанные ребра. После долгого неподвижного лежания в багажнике в неудобной позе он вообще не чувствовал ног, а когда его попытались поставить, они так сильно дрожали, что не могли его удержать.
Повернув голову, Сервас увидел, что тем же способом из «Рено Талисман» извлекли Пьерра. Парижский полицейский тоже не держался на ногах, спотыкался и падал на траву, пока его ставили на ноги. Их взгляды встретились, и то, что Сервас прочел в глазах своего коллеги, заставило его облиться холодным потом.
Он оглядел окрестности. Высокие дубы поблескивали после дождя, с них крупными каплями капала вода. За деревьями виднелись несколько домов: слева стоял двухэтажный дом, где первый этаж окружала чуть приподнятая терраса, и на каждом углу ее красовался гротескный каменный лев. А справа, выделяясь в темноте, стояли длинные низкие постройки с беленными известью стенами и крытыми листовым железом крышами.
К этим постройкам и вели пленников, сняв путы с их ног; подталкивали к небольшому травянистому склону, очень скользкому после дождя. Хорошо еще, что Сервас не мог ни за что зацепиться руками, связанными за спиной, и он просто время от времени терял равновесие, а вот Пьерра дважды упал – и после каждого падения его били.
Их повели к самому ближнему зданию. Мартен заметил, что это металлический каркас, сделанный из балок и стоек, воткнутых в бетонную основу, и что снаружи в пространство между стенами и крышей проникает яркий свет. Его ноздри, все еще наполненные запахом бензина, поразил сильный запах прелой мочи и сероводорода, идущий из здания, и он понял, что все намеки Валека на свиней вовсе не были пустой угрозой.
Потом, когда их завели внутрь, вокруг них зазвучала целая симфония разноголосого хрюканья, а запах тем временем стал более интенсивным, разливаясь между стен вонючей лужей. Разбуженное появлением людей беспокойное стадо свиней хрюкало и толкалось, и Пьерра смотрел на него каким-то странным, жутким взглядом, от которого у Мартена на голове шевелились волосы.
50
Сервас наблюдал за свиньями. Вид у них был вовсе не агрессивный, но всякий раз, как какое-нибудь животное отделялось от стада и подходило ближе, обнюхивая их и обдавая горячим дыханием, Сервас и Пьерра отступали назад, насколько им позволяла решетка за спинами.