Самира согласилась с ним. «К чему вся эта жестокость?» – вдруг подумала она. Почти во всех фильмах и сериалах было полно запредельно жестоких сцен. Пересматривая время от времени старые ленты, Самира понимала, что все это было отснято еще задолго до ее рождения. И те, кто утверждал, что эти фильмы не имеют никакого влияния на общество, ошибались, она была абсолютно убеждена в этом. Либо они извлекали выгоду из этих проявлений жестокости, либо пытались приписать жестокость другим причинам: неравенству, нищете, насильственным действиям государства. Ладно, предположим, что все эти жестокие сцены никого не сделают психопатом. Но кто может быть уверен, что жестокость оставит нас равнодушными? Это из-за нее погиб Венсан? Или причина была другая?
– Эту книгу я беру, – сказала Самира. – А есть у вас еще что-нибудь о фильмах ужасов?
Лефевр порылся на том же стеллаже, вытащил книгу и пошел с ней к кассе, все с той же неестественной, приклеенной улыбкой на губах.
– А какой ваш любимый фильм ужасов? – спросила Чэн, пока он сканировал штрихкод.
– М-м-м… Трудно сказать… «Оно»[32]
, – наконец назвал он фильм. – И еще «Реинкарнация». А ваш?– «Я видел дьявола».
– О да, корейцы – мастера что надо… Еще «Незнакомцы». Пробирает до костей.
– А из старых фильмов?
– М-м-м… я питаю слабость к итальянским, – сказал Лефевр, – к так называемым «желтым». Мне нравятся трюки, а особенно – та волна кино про каннибалов, что прокатилась в восьмидесятые годы. Фильмы скверные, но очень ладно скроенные.
– «Ад каннибалов»? «Каннибалы»?
– Да, именно эти! Вы их видели?.. А что на вас действует, как наркотик?
– Более классические: «Изгоняющий дьявола», «Сияние», «Ребенок Розмари»… А ты каждый день здесь работаешь?
Она перешла на «ты» и в то же время задала гораздо более личный вопрос. Лефевр нахмурил брови и замялся.
– Да, но только летом… Я студент.
– А что ты изучаешь?
Тут он вдруг спросил себя, с чего вдруг сорокалетняя женщина стала говорить ему «ты» и задавать кучу вопросов? Это ему, мальчишке? Просто пума какая-то… Он внимательно ее разглядывал. Странно… Лицо ее красотой не отличалось, и многие назвали бы его грубым… но все-таки было в ее лице нечто притягательное, почти соблазнительное, а точнее – до ужаса привлекательное. К тому же она была дивно сложена.
– Я изучаю эстетику кинематографа, – ответил Лефевр, – в Университете Жана Жореса.
– Должно быть, это очень увлекательно, – сказала Самира. – Уверена, что ты знаешь кучу интересных вещей о фильмах ужасов…
Теперь она смотрела на него совсем по-другому. А он почувствовал, как по позвоночнику прошла дрожь. В ее взгляде не осталось и следа наивности.
И вдруг ему словно огнем обожгло низ живота. Вспышка неистового желания сфокусировалась на Самире.
– Да, я знаю немало интересного, – сказал он, уже без всякой ложной скромности пожирая ее глазами.
– И ты смотришь фильмы ужасов…
Чэн чуть оттянула два последних слова. Жар в животе парня нарастал. И физическая реакция не заставила себя ждать.
– Конечно.
– У себя дома?
Он прощупывал ее взглядом. Резко оттененный черным карандашом взгляд клиентки не оставлял ни малейших сомнений о ее намерениях. Желание подстегивало, кровь закипала…
– Ага.
– Ты наверняка знаешь фильмы, которых я никогда не видела…
– Несомненно.
– Как тебя зовут?
– Ронан. А тебя?
– Самира. Ты покажешь мне их, Ронан?
«Вот это да! – думал Лефевр, уже представляя, как они сидят рядышком у него на диване и смотрят какой-нибудь фильм Кимо Стамбола или Скотта Дерриксона. Он ласкает ее, проникая языком ей в рот, а она массирует ему пенис сквозь джинсы, а на экране двигаются окровавленные персонажи фильма…
– После полуночи? – спросил он охрипшим голосом.
Она улыбнулась.
– Ты живешь один, Ронан?
– Да, у меня маленькая студия в центре, – ответил он с пересохшим горлом.
61
Аэропорт Тулуза-Бланьяк, зал прилета. Самира ждала его, немного отойдя от толпы, скопившейся за дверями в ожидании, когда начнут выходить пассажиры рейса AF 6132.
Сервас двинулся ей навстречу. Во второй раз в своей жизни он не обратил внимания ни на вибрацию самолета, ни на турбулентность. Когда Мартен был уже близко, Самира протянула руки и прижалась к нему. Это было совершенно неожиданно. Самира никогда не выказывала своих эмоций так откровенно. Несколько секунд они так и простояли, обнявшись. И Сервас ощутил, как внутри его поднимается боль, как последний толчок землетрясения. Он выстроил ментальную плотину, чтобы эмоции не могли через нее перехлестнуть, отодвигая в сторону воспоминания о Венсане и силясь овладеть собой. Самира дрожала у него в руках, и он крепче прижал ее к себе. Потом они оторвались друг от друга и долго стояли молча. Чэн вытерла слезы, блестевшие у нее на щеках.