Спиридов был - Нептун

— Доставить всех Долгоруких в Шлиссельбург, — велела она Бирону, — да расспроси-ка ты их поприлежней, выведай всю подноготную.

Начальник канцелярии тайных розыскных дел генерал Андрей Ушаков у фискальных дел состоял с петровских времен, что требуется добыть у подследственных для правителей, знал наверняка и действовал сноровисто.

Осенью 1739 года Анна учредила для проформы «генеральное собрание», которое подтвердило за несколько часов приговор следователей, одобренный императрицей.

Ивана Алексеевича приговорили колесовать с отсечением головы, трем князьям вынесли приговор полегче, сразу отсечь голову, двух князей, Василия и Михаила, Анна Иоанновна помиловала — упекла до конца дней в Шлиссельбург.

За всеми делами недалекой императрицы просматривалась жестокая натура ее фаворита. Он безжалостно устранял всех, кто хоть как-нибудь мог в будущем стать на его пути.

С опаской поглядывал он на племянницу императрицы, дочь ее старшей сестры Екатерины, принцессу Анну Леопольдовну.

Несколько лет назад Анна Иоанновна задумала выдать ее замуж за принца Брауншвейгского Антона-Ульриха. Тогда же принца вызвали в Петербург и обвенчали с принцессой Анной. Еще не закончилась война на юге, а в Петербурге состоялась их пышная свадьба.

У герцога Курляндского появились реальные соперники, поэтому алчный Бирон стремился урвать побольше. «Бирон был так же жаден, как и жесток. У него была страсть к роскоши. Располагая бесконтрольно русской казной, можно было удовлетворить какие угодно вкусы. Казалось, ему было и этого мало. С небывалой жестокостью и врожденным презрением к человеческой личности он прибегал для удовлетворения своей жадности к зверским мерам. Он буквально грабил. Его доверенный, еврей Липман, которого Бирон сделал придворным банкиром, открыто продавал должности, места и монаршие милости в пользу фаворита и занимался ростовщичеством на половинных началах с герцогом Курляндским... Бирон советовался с ним во всех делах. Липман часто присутствовал на занятиях Бирона с кабинет-министрами, секретарями и президентами коллегий, высказывал свое мнение и давал советы, всеми почитательно выслушиваемые. Самые высокопоставленные и влиятельные лица старались угодить этому фавориту, который не один раз ссылал людей в Сибирь по капризу. Он торговал своим влиянием, продавая служебные места, и не было низости, на которую он не был бы способен». По неведомым причинам персону Липмана до сих пор историки обходят стороной...

После окончания войны с Турцией честолюбивый Миних возомнил себя победителем и чуть ли не спасителем России. Остерман посмеивался про себя: «Пускай тешится призрачной славой, только бы не овал нос в мои дела». А первого кабинет-министра заботили турецкие проблемы. В Белграде были подписаны предварительные условия мира, надлежало их ратифицировать. Остерман наметил послать в Стамбул генерала Румянцева, но завязавшаяся интрига с Артемием Волынским отсрочила отправку генерала.

Два года как императрица назначила вторым кабинет-министром Волынского. Весьма по нраву пришелся ей бывший конюший, потом обер-егермейстер. Немало усилий потратил он, организуя то охоту на птиц, зайцев, кабанов, то травлю волков и медведей. Верховная езда и уход за лошадьми сблизили его в какой-то мере и с Бироном, до поры до времени.

Отличавшийся прямолинейностью и грубостью, новый кабинет-министр начал рассказывать императрице, что «некоторые приближенные к престолу стараются помрачить добрые дела людей честных и приводить государей в сомнение, чтобы никому не верить».

Своих высказываний и взглядов на засилье немцев Волынский не скрывал от своих конфидентов, доверенных лиц. Среди них оказались и два моряка флота — капитан Александр Хрущов и вице-президент Адмиралтейств-коллегии Федор Соймонов.

Один из конфидентов, трусоватый по натуре князь Черкасский, предостерег Волынского:

— Остро писано. Гляди, ежели попадется в руки Остермана, то он тотчас узнает, что против него.

Читал эти высказывания, посмеиваясь и отмалчиваясь, Бирон, а сам доложил Анне о своеволии князя Волынского.

— Такую мудрую и умную императрицу наставляют, будто малолетнего государя.

Бирон и Остерман усмотрели в Волынском опасного соперника и ждали случая, чтобы его устранить, а тот сам дал повод. Как-то под горячую руку попал ему придворный пиит Тредиаковский, и князь его «бил по щекам и жестоко бранил». Поэт пришел с жалобой к Бирону и у него застал Волынского. Князь вытолкал поэта, а затем избил его палками. Тредиаковский пожаловался императрице.

Та колебалась, но Бирон настоял проучить Волынского:

— Либо ему быть, либо мне.

Сначала приставили караул к Волынскому и назначили следственную комиссию из семи генералов, и среди них Румянцева.

Следствие велось быстро и приняло новый оборот после признаний дворецкого князя, Кубанца. Ему-то князь доверял, как самому себе. Многое было правдой, но был и оговор. Волынский якобы мечтал о престоле. Хвастался древностью фамилии, хотел привлечь к себе гвардейских офицеров. «Замыслы хотел привести в действие тогда, когда погубит Остермана», — доносил дворецкий.