Spirit of the Dead Watching (СИ)

Неуверенный шаг мужчине дался с трудом, но для Сураны этого было достаточно. Она сама приблизилась к нему вплотную. Приподнявшись на цыпочках, магесса провела пальчиком по колючей и полыхающей щеке, всматриваясь в глубокие глаза храмовника. Он сдался, боялся и хотел.

— Поцелуй меня.

Повторила девушка в желанные губы и вновь погладила напряженную шею ладошкой. Каллен с ужасом осознал, что тело полностью его предало, и, возненавидев Нерию еще больше, впился в ее обветренные губы. Храмовник грубо прижал хрупкое тело к себе, дабы не допустить возможности побега из объятий. Металлические когти неприятно водили по ткани мантии, царапая кожу. Тихие стоны Нерии наполняли комнату, и во избежание будущих шрамов на спине, ведьма рваными движениями стащила перчатки с сильных рук. Звон металла о плиту оглушил обоих, Сурана и Каллен отпрыгнули друг от друга, глотая сырой воздух. Разгоряченные оробелые тела дрожали от нахлынувшей в комнату мерзлоты. Магесса снова подалась вперед к влажным сладким губам, но Каллен отвернулся к двери с потупленным взором.

— Создатель меня не простит, — мужчина подошел к широкому проему. — Никто меня не простит. Я пал так низко. Вожделеть грешницу… — голые пальцы провели по шершавой ольхе и толкнули ее вперед. Дверь молчаливо захлопнулась, и ключ, всаженный в замочное отверстие, в два оборота плотно зафиксировал ее на одном месте. — Но я не в силах совладать с собой, мои обеты канули в бездну.

Меч одиноко встал у двери. Длинная повязка освободила талию, гравированная кираса и наплечники с необычайной легкостью слетели с храмовника, открыв Суране мешковатую рубашку из грязно-серой плотной ткани. Каллен остался вопреки запретам и ненависти, и с виноватым взглядом стиснул девушку в своих объятиях. Он испытывал легкое чувство вины оттого, что молодое тело, податливые влажные губы, тонкие пальчики, изучающие атлетическое телосложение, — вся Сурана доставляла ему удовольствие, оттого, что еще недавно ненавидел девушку за один брошенный в его сторону взгляд, а сейчас с жадностью младенца хотел припасть к ее груди.

Каллен задрал подол мантии до бедер и сжал в ладонях упругую выпуклую часть женского тела. Он гладил, снова сжимал и щупал ягодицы, пока Нерия водила языком по шее, поднимаясь то к колкой щеке, то опускаясь до ключиц. Неуклюжие порывы Каллена избавить колдунью от корсажа привели к разрыву ткани под ребрами. Смешок на ушко только больше раззадорил храмовника, и он с четвертой попытки наконец-то избавил Нерию от тугой ткани.

Любопытные пальчики скользнули вниз, забравшись под рубашку. Они задержались сначала на твердом прессе, обведя четкие изгибы, а потом, на удивление храмовника, соскочили вниз и укрылись за штанами. Подушечки пальцев стали исследовать складки вокруг головки члена. Медленно и неторопливо. Каллен вздрогнул, напрягаясь всем телом, эти ощущения были ему неведомы, но быстро пришлись по вкусу, и он придвинулся ближе к Суране в надежде на продолжение. Рука перешла на член, девушка действовала по наитию — член был гладким; ладонь легко скользила. Прерывистые движения взад-вперед набирали темп, дрожащие губы в судорогах впились в приоткрытые Сураны. Каллен целовал, облизывал, безжалостно кусал их до крови в отместку за эти мерзкие движения. Такие мерзкие и вожделенные.

Не в силах терпеть, храмовник вытащил руку Нерии и повалил девушку на шкуру медведя. Кровь сочилась из нижней губы, ненависть к магессе перекрыла заботу и нежность, и Каллен с чавканьем слизал алую жидкость, чуть ли не влюбившись в этот солоноватый металлический привкус. Рубашка, стянутая ведьмой, полетела к двери, за ней в дальний путь отправилась и мантия. В широкие плечи вцепились короткие ногти, притягивая их к набухшей груди. Она хотела, чтобы Каленн увидел ее нагое тело, почувствовал его под собой, запомнил родной запах. Сейчас оно только его.

Каллен целовал бархатную кожу шеи, спускался к ключицам, обводил их языком и наконец, дойдя до груди, жадно присосался к бусинке соска. Сурана закусила палец и часто выдыхала, необузданный страх, что сейчас их разоблачат в такой позе, стремительно отрезвлял. «Сжалься над нами, Андрасте, пусть никто не услышит».