Благодаря оказанной мне милости я получила возможность рассказать Вам о моей любви, которую Вы упустили, пока я была жива, и меня не покидала надежда, что я сумею внушить Вам желание последовать за мною туда, где я теперь обитаю. Я ни о чем не жалела. Разве можно сравнить самое большое человеческое счастье с блаженством двух душ, слившихся в вечном поцелуе божественной любви? До сих пор я ограничивалась тем, что мешала обществу увлечь Вас на свою орбиту и навсегда нас разлучить. Брак связывает души на земле и на небе, но Вы не любили госпожу д’Эмберкур. Как дух, я могла читать в Вашем сердце, и с этой стороны мне нечего было бояться. Однако Вы могли устать от того, что поиски идеала ни к чему не приводят, и от скуки, безразличия, отчаяния, из потребности положить всему конец пойти на этот жалкий союз.
Покинув светящиеся сферы, я спускалась к Земле. Я видела, как она вращается подо мною, покрытая облаками и туманами. Я находила Вас безо всякого труда, незримым свидетелем следовала за вами и иногда без Вашего ведома вмешивалась в Вашу жизнь. Своим присутствием, о котором Вы не подозревали, я отгоняла от вас мысли, желания, прихоти – все, что могло сбить Вас с пути. Мало-помалу я освобождала Вашу душу от земных пут. Чтобы уберечь Вас, я наполнила Ваш дом чарами, которые заставляли Вас привязаться к нему. Вы чувствовали, что Вас окружает неосязаемая, немая ласка, и проникались необъяснимым блаженством: Вам казалось, хотя Вы не отдавали себе в том отчета, что Ваше счастье заключено в этих стенах. Мужчина, который после бурной ночи читает у жаркого камина стихи любимого поэта, пока его милая в глубоком алькове предается сладким сновидениям, испытывает внутреннее блаженство, и нет ничего, что заставило бы его покинуть дом.
Он добровольно заточает себя, ибо здесь для него сосредоточен весь мир. Я должна была постепенно подготовить Вас к моему появлению и завязать наши тайные отношения: духу очень трудно общаться с непосвященным человеком. Глубокая пропасть разделяет мир земной и мир небесный. Я преодолела ее, но это еще не все – я должна была сделаться видимой для Ваших глаз, пока не способных прозреть духовное сквозь грубую материю.
Госпожа д’Эмберкур, одержимая идеей замужества, поманила Вас и своей настойчивостью нарушила Ваш покой. Заменив Ваши мысли своею волей, я заставила Вас написать этой даме ответ, в котором выразились Ваши сокровенные чувства. Вашему удивлению не было предела, в Вас проснулось ощущение чего-то сверхъестественного, и, поразмыслив как следует, Вы поняли, что некая потусторонняя сила вторглась в Вашу жизнь. Вздох, который я позволила себе, когда Вы, несмотря на предупреждение, решились выйти из дома, был слабым и смутным, точно звук эоловой арфы, но он встревожил Вас и тронул Вашу душу. Вы услышали мою боль. Я тогда не могла дать Вам знать о себе более явным образом, ибо Вы еще не были свободны от оков материи, и потому показалась барону Ферое, последователю Сведенборга, духовидцу, и попросила передать Вам загадочную фразу. Его слова предостерегли Вас от опасности, которой Вы подвергались, и внушили Вам желание откликнуться на зов любви и проникнуть в мир духов.
Остальное Вы знаете. Что мне делать: уйти или остаться? И будет ли тень счастливее женщины?..
Тут импульс, заставлявший перо Маливера скользить по бумаге, иссяк, и мысли молодого человека, которые на время заслонила Спирита, вновь овладели его сознанием. Он прочитал написанное и твердо решил до самой смерти любить только эту невинную душу, которая столько страдала из-за него во время ее краткого пребывания на земле. «Но как же мы будем общаться? – думал он. – Может, Спирита увлечет меня туда, где она витает сама, и там будет кружить рядом со мной, видимая только для меня? Ответит ли она, если я заговорю с нею, и как я услышу ее?»
Ги не находил ответа на эти сложные вопросы, и потому, поразмыслив, отложил их и погрузился в долгие мечтания, от которых его оторвал Джек, сообщив о приходе барона Ферое.
Приятели обменялись рукопожатием, и швед с бледно-золотыми усами устроился в кресле.
– Ги, без церемоний прошу вас накормить меня завтраком. – Барон вытянул ноги к каминной решетке. – Я вышел ни свет ни заря, а когда проходил мимо вашего дома, почувствовал непреодолимое желание нанести вам визит, почти такой же ранний, как визит долгового пристава3.
– Я вам рад, барон, ваша прихоть – просто счастье для меня.
Маливер позвонил Джеку и приказал приготовить завтрак для двоих.
– Можно подумать, Ги, что вы не ложились. – Барон заметил догоревшие свечи и разбросанные по столу листы бумаги. – Вы работали этой ночью. Как скоро мы прочтем ваше творение? Это роман или поэма?
– Скорее, поэма, но не я ее сочинил: я только держал перо, мною водило вдохновение свыше.
– Понимаю, – кивнул барон. – Аполлон диктовал, Гомер записывал: именно так рождаются на свет лучшие стихи.
– Эта поэма, если можно ее так назвать, не в стихах, и мифический бог не имеет к ней никакого отношения.